Роман с фамилией

Что такое «сераль», я даже не догадывался, но испугался, что там будет ещё хуже…

Ахмед повернулся ко мне и, криво усмехнувшись, сказал:

– Урус-батыр кирдык! – и выразительно рубанул рукой возле луки своего седла.

Я дёрнулся бежать, но аркан, натянувшись, удержал меня.

Ахмед подъехал поближе и стеганул нагайкой по спине. Удар был такой силы, что я охнул и присел.

Оба татарина расхохотались. Не переставая спорить, они поехали вдоль Днепра, держа направление на юг, в сторону порогов. Опутанный арканом, я поплёлся за ними.

Но видно, кто-то ещё молился обо мне перед Отцом всего сущего, и не суждено было мне сгнить в татарском плену.

Солнце клонилось к закату. Татары остановились, сошли с коней, расстелили коврики, чтобы совершить вечерний намаз.

И тут в степи показались всадники. Отряд быстро приближался к нам. По одежде я признал в них казаков.

Татары вскочили на ноги, взялись за луки, но тотчас опустили их, увидев того, кто скакал впереди.

Молодой, крепко скроенный казак в богатой одежде и соболиной шапке показался мне как будто знакомым. Но я не мог припомнить, где видел это рябое лицо и гордый размах бровей.

Он подъехал и поприветствовал Ахмеда и его спутника по-татарски.

Они ответили ему по-русски:

– Приветствуем тебя, Тимош-паша! Да ниспошлёт Аллах тебе свои милости и удачу!

– Благодарю, Ахмед-бей! А это кто у вас? – Предводитель казаков покосился в мою сторону.

«Это же Тимош Хмельницкий!» – узнал я его и завопил изо всех сил:

– Тимош, спаси, Христом Богом молю! Это я, Мыкола, сын сотника Кердана, друга твоего батьки Богдана… Ты же меня спас в Чигирине, в вашем саду…

Ахмед тут же подскочил ко мне, замахнулся нагайкой, но Хмельницкий остановил:

– Погоди, Ахмед-бей! Я этого хлопца и впрямь знаю…

Он спрыгнул с коня, кинув поводья джуре, подошёл.

Сверкнул кинжал, и путы мои упали.

– Здрав будь, Мыкола! – Тимош обхватил меня за плечи и потряс, всматриваясь в лицо. – Вырос ты, казак! Да у тебя уже усы под носом заколосились… Ну, говори, как тебя заарканили?

От радости у меня дыханье зашлось. Я не сразу нашёлся, что сказать, и только хлопал ресницами.

Тимош тоже переменился. От того молчаливого и сумрачного парубка, каким я его знал, не осталось и следа. Он возмужал, стал настоящим воином.

– Что же ты молчишь, Мыкола? Или опять онемел?… – вспомнил он мой недуг.

Татарин Ахмед, опомнившись, заверещал:

– Тимош-паша! Этот урус – мой ясырь! Я его лично в полон взял! Ты же знаешь, гетман – благородный отец твой разрешил нам брать в полон тех, кто не в реестре…

Тимош сурово перебил:

– Ахмед-бей! Этот, как ты сказал, «урус» – сын прославленного воина, сотника Полтавского полка! И как сын сотника, он тоже – в реестре! Или ты этого не знаешь?

Ахмед, почтительно улыбаясь и зло поблескивая глазами, поклонился и отступил в сторону. Может быть, при ином раскладе он и стал бы упорствовать и даже схватился за ятаган, но тут перевес сил был на стороне казаков, да и ссориться с сыном самого гетмана ему не хотелось.

Отступить-то он отступил, но жаловаться на потерю ясыря не перестал. Тимош выслушал его, отвёл Ахмеда в сторону и что-то негромко, но веско сказал ему. Татарин сразу примолк, заулыбался, закивал.

Тимош вернулся ко мне:

– Так как ты здесь очутился, Мыкола?

Я торопливо рассказал ему о нападении ляхов и разорении нашего хутора, о гибели матери и сестры, о последнем бое дядьки Василя Костырка…

– Иду я в Чигирин, к пану гетману, – окончив рассказ, сказал я. – Говорят, мой батька Остап теперь при нём.

– Ты разве не знаешь? – спросил Тимош. – Крепись, казак. Батька твой Остап убит в сече с ляхами…

6

– Пан полковник, хлопец очухался. – Здоровенный казак со щекой, иссечённой кривым шрамом, склонился надо мной, привнося в моё мутное сознание знакомые с детства батькины запахи – пороха, кожи, степных трав…

Я не мог вспомнить, в какой миг потерял сознание… Как будто кто-то раскрутил игрушку-волчок, всё путалось, мысли скакали, как блохи.

С трудом я оторвал голову от земли, уселся и повёл взглядом по сторонам.

Тимош, величаемый полковником, и его казаки обступили меня. Татар уже не было. Только у ног остался обрывок аркана.

«Батька… убит…»

– Ну, слава Христу! Пришёл в себя! Чего упал-то? Оголодал небось… – Тимош свернул разговор на другое. – В седле держаться можешь? – спросил он.

Я облизал пересохшие губы, коротко кивнул.

– Тогда вставай! Нечего рассиживаться!

Мне подвели сивую мосластую лошадь. Я взобрался в седло.

– А я ведь за тебя татарам свою приводную отдал… – садясь на гнедого игривого жеребца, сообщил Тимош. – Должен мне будешь теперь! Нынче цены на рабов упали ниже, чем были три года назад. За жида на рынке в Кафе только щепотку табаку дают! За рядового жолнера – два злотых. А этот пройдоха Ахмед запросил за тебя добрую лошадь! Столько только знатный шляхтич стоит. Так что считай: нынче в шляхтичи тебя посвятили, пан Мыкола!

И не понять было, насмехается или нет.