– Мы пойдём в бой шестью колоннами, – изложил свой план князь. – Прошу возглавить их досточтимого герцога Бульонского, графов Фландрского и Норманского, графа Вермандуа и тебя, мой славный Танкред! Я поведу шестую колонну! А вам, наш доблестный брат, – обратился он к графу Тулузскому, изобразив нечто вроде почтительной улыбки, за которой скрывалось раздражение, – предстоит трудная задача – удержать от вылазки гарнизон цитадели!
С трудом стоящий на ногах граф Раймунд согласился с этой незавидной ролью. Поэтому в знаменитой битве с Кербогой ни я, ни двести наших рыцарей участие не принимали. И это если и не принесло нам славы, то по крайней мере многим спасло жизнь.
Весь день двадцать восьмого июня, когда остальные войска выступили из города, мы охраняли ворота цитадели. Это стояние в полном боевом облачении под палящими лучами солнца тоже было делом нелёгким и к тому же отягощалось неведением, чем закончится отчаянная вылазка Боэмунда.
Один лишь капеллан Гийом Пюилоранский участвовал в решающей битве с сельджуками. Он наотрез отказался передавать Святое копьё в чужие руки. Сказал, что лучше полезет в котёл с кипятком, нежели вручит кому-то другому обретённую им лично святыню.
Графу Раймунду хотелось, чтобы подле Боэмунда, которому он не особенно доверял, был его человек. Поэтому он и разрешил капеллану примкнуть к армии князя.
Ожидание исхода битвы было томительным. Только на закате нам сообщили, что пророчество сбылось – сельджуки разбиты!
Совершенно измученные, мы восприняли эту весть без особой радости. Для неё ни у кого просто не осталось сил.
Но когда на следующий день гарнизон цитадели, узнав о поражении Кербоги, сложил оружие, общая эйфория праздника настигла нас, ввергнув в нескончаемую череду ликования, пиров и застолий.
Гийом Пюилоранский не уставал пересказывать подробности битвы с Кербогой. Послушать его встала с постели даже ослабевшая графиня Эльвира.
– Кербога выехал на бой в ярко-красном кафтане. Такой кафтан имеют право надевать только эмиры. У «неверных» красный цвет – знак владычества и смерти… Доблестный князь Боэмунд, когда увидел Кербогу, сказал, что владычества ему не видать, а со смертью он встретится уже сегодня!
Граф Раймунд при упоминании о сопернике поморщился.
– Как же вам удалось одолеть турок? – сухо поинтересовался он.
– Бог был на нашей стороне, и Кербога просчитался… Напади он на нас, когда мы выходили из ворот, победа была бы за ним. Но он решил действовать, следуя обычной тактике – отступая, заманить нас в ловушку и обрушить на нас главные силы… Он позволил нам выстроиться в боевой порядок и выслал навстречу только малую часть своего войска. Мы опрокинули нападавших турок и пошли вперёд!
Капеллан, увлекаясь, говорил всё вдохновеннее:
– Впереди шёл князь Боэмунд, рядом шагал я, неся Святое копьё, а за нами наши братья во Христе! Прежние распри и разногласия – всё в этот миг решающей битвы было отринуто! Каждый воин чувствовал себя праведником, ибо с нами было Святое копьё и вели нас за собой святые Георгий Победоносец, Димитрий Солунский и Маврикий! Многие из нас воочию видели небесных всадников, скачущих впереди и повергающих неверных ниц. Кербога никак не ожидал такого напора, запаниковал, приказал поджигать траву, метать в нас горящие стрелы. Но ничто не могло удержать нашего наступления…
– А что стало с Кербогой? – спросила графиня Эльвира.
– Эмир трусливо бежал, бросив своих подданных. Если бы у нас были лошади, он бы сейчас стоял на коленях перед вами, сиятельная графиня!
– Слава Господу! Слава победителям неверных! – вздымали мы кубки с вином. Захваченный у сельджуков обоз изобиловал продовольствием, а запасы вина оказались в павшей цитадели.
Среди праздников, всеобщего пьянства и обжорства на какое-то время были забыты и мор, и недавние беды, и разногласия между нашими военачальниками.
Но прошло несколько недель, и всё вернулось на круги своя.
Князь Боэмунд продолжал настаивать, что Антиохия принадлежит по праву победителя Кербоги только ему. Граф Раймунд полагал, что имеет такие же права на владение захваченным городом. Другие вожди считали, что по ленной присяге они обязаны передать город императору Византии.
Эти споры грозили перерасти в вооружённое противостояние друг другу. И тут вдруг встал вопрос о подлинности Святого копья, найденного Пьером Бартелеми.
Лежащий на смертном одре епископ Адемар настаивал, что копьё не настоящее, и обвинял монаха Бартелеми в том, что тот предварительно зарыл обломок старого железа в церкви, а после выдал его за святыню. Было ясно, куда епископ клонит: если копьё ложное, то и победа Боэмунда над Кербогой не столь значительна, как князь представляет, следовательно, и прав на Антиохию у него не так много…
– Уж слишком складно всё у этого монаха получилось: и видение, и находка… Пусть Бартелеми пройдёт суд Божий! – хрипел умирающий епископ. – Пусть докажет свою правоту!
Бартелеми назначили ордалию – испытание огнём.
На площади разложили большую кучу хвороста и подожгли.