– Возьмём Иерусалим, и станет ясно… – пробурчал Пако. Он был занят своими мыслями и не был расположен к разговору. Но и этот короткий его ответ заставил меня в очередной раз подумать, что мой простолюдин-оруженосец вовсе не так прост.
– А далеко ли до Священного города, как полагаешь? – снова попытался я склонить его к беседе.
– Не беспокойтесь, сеньор, мимо не пройдём… – пробурчал он.
…Иерусалим открылся нашему взору, когда мы взобрались на вершину безымянной горы, тут же названной горой Радости, ранним утром седьмого июня 1099 года от Воплощения Господнего.
Солнце, вставшее за нашими спинами из-за горы Скопус, осветило город из городов, о котором свидетельствовали древние мудрецы: «Десять мер красоты было отпущено миру, девять из них – Иерусалиму, одна – остальному миру», о котором в Библии сказано, что он – пуп земли, ибо: «Так говорит Господь Бог: это – Иерусалим! Я поставил его среди народов, и вокруг него – земли».
Вот он какой, Святой и Священный город, возлюбленный Град Божий, избранное жилище Всевышнего и Его престол, Город истины и радость всей земли!
Белые крепостные стены и белые дома, кипень зелени вокруг них, купола храмов, гора Сион и Кедронская долина…
«Слава Тебе, Господи! Я увидел Твой град!» – словно неведомая сила выдернула меня из седла. Я не помню, как очутился на земле, как упал на колени.
Свои колени преклонили все, кто был рядом. И молились мы, и слёзы умиления текли из глаз, оставляя тёмные бороздки на наших пропылённых и спекшихся лицах, и в памяти воскресали слова пророка: «И будет: всякий, кто призовёт имя Господне, спасётся, ибо на горе Сионе и в Иерусалиме будет спасение, как сказал Господь, и у остальных, которых призовет Господь».
И эхом откликались пророчеству наши сердца: «Это покой Мой навеки, здесь вселюсь, ибо Я возжелал его…»
2
Эмир Иерусалима Ифтикар ад-Даула – наместник фатимидского халифа аль-Мустали Биллаха, узнав о нашем приближении, выгнал из города всех христиан.
Они примкнули к нашему войску. Но и с этим неожиданным пополнением наша армия насчитывала не более двадцати пяти тысяч – в два раза меньше, чем войско сарацин в Иерусалиме, по-арабски называемом Аль-Кудса.
Для защиты города стеклись толпы мусульман из близлежащих окрестностей и с берегов Иордана и Мёртвого моря.
Поэтому гарнизону города, хотя и ценой значительных потерь, удалось отбить наш первый штурм.
Сражаться в открытом бою эмир Ифтикар ад-Даула не хотел, а долгой осады боялся. Он начал переговоры, посулив большой выкуп, если мы откажемся от взятия Иерусалима, и обещал позволить христианам в любое время беспрепятственно совершать паломничество к святым местам, но только небольшими группами и без оружия.
Эти позорные условия были с негодованием отвергнуты нашими вождями. Послам эмира решительно заявили, что не допустят, чтобы христианские святыни оставались в руках «неверных», что сарацинам лучше добровольно распахнуть ворота Иерусалима. В противном случае всех, кто прячется за крепостными стенами, ждёт смерть.
Решимость освободить от сарацин Гроб Господень вызвала одобрение в войске, ещё помнившем унижение, которое заставил пережить крестоносцев Татикий после сдачи Никеи.
Осаду Иерусалима начали по всем правилам военного искусства, окружив его со всех сторон. Войска союзников находились на расстоянии друг от друга, но в отличие от прежних осад эти промежутки контролировали конные и пешие дозоры.
Роберт Нормандский расположился лагерем с северной стороны, неподалёку от церкви Святого Стефана. Рядом с ним встала армия Роберта Фландрского. Эти полководцы дружили между собой и всегда старались держаться вместе.
Воины герцога Готфрида Бульонского и рыцаря Танкреда Тарентского встали у западной стены, напротив башни Давида и Яффских ворот, через которые входили в Священный город паломники.
Мы укрепились к югу, на горе Сион, близ церкви Святой Марии.
Наученный прежним горьким опытом, граф Раймунд сразу же отправил отряды для поиска брёвен и досок, чтобы начать строительство осадных башен и метательных орудий. Однако необходимых материалов они не привезли. Сарацины предупредительно сожгли в округе все деревянные постройки. Выяснилась и то, что отравлены ближайшие источники питьевой воды, а из окрестных селений угнан в город весь скот.
Как в страшном сне повторялась печальная история осады Антиохии: над войском опять нависла угроза голода и жажды.
Но вскоре поступили и отрадные известия: в Яффу прибыл генуэзский флот с припасами и новыми крестоносцами.
Граф Раймунд поручил мне встретить и сопроводить к Иерусалиму прибывших.
С сотней всадников и пятью десятками повозок я отправился в Яффу.
Выехав из нашего лагеря под тоскливые, как волчий вой, завывания муэдзинов, призывающих правоверных к утренней молитве – намазу, мы довольно быстро преодолели три лиги, что отделяли нас от порта, и прибыли туда ещё засветло.
Причал далеко вдавался в море. К нему, как выводок утят, прижались шесть кораблей, со спущенными парусами.