По скрипучему настилу, словно муравьи, туда и обратно сновали люди. На берег выкатывали бочки, несли брёвна и доски, тащили тюки и мешки. Всем распоряжался седой господин в чёрном плаще и берете.
Приблизившись, я узнал моего доброго знакомого виконта Раймунда Бернара Транкавеля.
– Ваша милость, господин виконт, это вы? Здесь, а не в Тулузе? – Сняв шлем, я поклонился старому знакомому.
Виконт пристально вглядывался в моё лицо, всё не узнавая. Борода, выцветшие волосы и многолетний, въевшийся в кожу загар действительно изменили мой облик.
– Неужели вы забыли наше путешествие через Пиренеи и юношу, мечтавшего стать рыцарем? – напомнил ему я.
Лицо виконта просияло, морщины под глазами разгладились, глаза увлажнились.
– Молодой граф Джиллермо! Рад видеть вас живым и в добром здравии, мой юный друг! – Он порывисто обнял меня. Голос его дрогнул. – Не чаял уже увидеться с вами… Увы, я привёз печальные вести…
Мы отошли в сторону:
– Герцог Аквитанский Гийом… – начал виконт и замялся. – Не знаю даже, как сказать… Словом, войска герцога вторглись на наши земли… Тулуза пала! Я с остатками воинов вынужден был отступить. Да что там… Мы разбиты наголову! Все, кто уцелел, – здесь… – Он указал на небольшой отряд воинов у причала. – Как я посмотрю в глаза графу Раймунду?
На глазах у старого виконта блеснули слёзы. Он с трудом взял себя в руки и спросил:
– Как обстоят дела здесь? Здоровы ли наш государь и графиня?
Я вкратце пересказал виконту события последних месяцев, упомянув про болезнь графа и потерю графиней ребёнка…
Виконт внимательно выслушал меня, посетовал о трагедии с наследником и надолго умолк.
– Скажите, виконт, вам что-нибудь известно о герцогине Филиппе? – осторожно поинтересовался я.
– Герцогиня родила мальчика. Она сообщила мне об этом в письме перед самым убытием в Палестину…
«Вот и верь снам…» – вспомнил я свой кошмар, в котором Филиппа оказалась заключённой в монастырь.
– Значит, она счастлива, – обрадовался я.
– Ах, если бы… – горько вздохнул виконт. – Этот негодяй Гийом, да простит меня Господь, едва герцогиня разрешилась от бремени, обошёлся с ней жестоко и неблагородно, как обычный мужлан…
– Он поднял на неё руку?
– Нет, мой друг! Он разбил ей сердце! Предпочёл ей другую!..
– Разве найдётся кто-то достойнее её светлости? – вырвалось у меня.
– Увы… – пробормотал Транкавель. – Вы помните Данжероссу, жену виконта де Шательро, которая стала королевой турнира под Каркасоном? Так вот, эту смазливую виконтессу Гийом похитил у собственного вассала и поселил в фамильном замке в Пуатье, сделав любовницей. Виконтесса сразу повела себя как хозяйка. А Гийом совсем потерял от неё голову. Он приказал придворному живописцу написать портрет Данжероссы на своём герцогском щите, а копию портрета повесил в галерее на место, где висел портрет герцогини Филиппы…
– И что же герцогиня? Как она вынесла это?
– Бедняжка Филиппа, не стерпев такого унизительного оскорбления от мужа, едва не наложила на себя руки, но, слава богу, одумалась. Она обратилась за помощью к папскому легату – епископу, который призвал распутника-трубадура покаяться и вернуть виконтессу её законному супругу. Говорят, что Гийом Аквитанский позволил себе с легатом неслыханную дерзость. «Я расстанусь с Данжероссой не раньше, – сказал он, – чем гребень наведёт порядок в твоей лохматой шевелюре». А папский легат – абсолютно лыс… Естественно, что легат был вне себя от ярости. Он тут же отлучил герцога от церкви.
– Но скажите же, господин виконт, что стало с герцогиней?
– Она сообщила мне, что, подобно первой супруге Гийома Эрменгарде, решила навсегда удалиться в монастырь…
«Зачем в монастырь? – Кровь моя закипела, мысли, одна дерзновенней другой, застучали в висках. – Я спасу Филиппу! А злодея-герцога вызову на поединок и убью!»
Чтобы прийти в себя и немного остыть, я заговорил о другом:
– Господин виконт, граф Раймунд ожидал прибытия целого флота. А я вижу здесь только шесть кораблей… Ужели это всё, что прислали генуэзцы?
Виконт, и без того хмурый, помрачнел ещё больше:
– Я вам не успел рассказать, мой друг, о несчастии, какое с нами случилось у Крита. Нас внезапно атаковал арабский флот! Более тридцати судов погибло! Это просто чудо, что эти корабли добрались сюда. Я сам едва избежал гибели и сожалею об этом. Теперь мне предстоит встреча с государем… Что я ему скажу?
У причала, где воины укладывали тюки на повозки, меня ждала ещё одна неожиданная встреча.
Из толпы прибывших вышел и робко приблизился ко мне монах в потрёпанной рясе.
– П-простите меня, господин рыцарь. В-вы, сеньор Джиллермо? – заикаясь, спросил он.
– Себастиан! – узнал я своего первого наставника в Рипольском монастыре, книгочея и выдумщика. – Ты же прежде не заикался? Что с тобой сталось?
– Я, с-сеньор, от в-волнения… – обрадованно подтвердил он. – В-вы стали настоящий рыцарь! У меня для вас п-письмо от его светлости епископа, в-вашего дяди. Он пишет…
– Хорошо, Себастиан! – перебил я. – Прибудем в лагерь, отдашь! – И распорядился, чтобы монаха пристроили на облучок одной из повозок.
3