Роман с Луной

Новоселье праздновали в узком семейном кругу, не стали приглашать кого попало. Решили: потом, когда отремонтируем квартиру, постелим полы и водрузим унитаз – позовем всех наших друзей.

А пока Тася и мальчик сидели во главе стола, счастливые, притихшие, и любовались мыльными пузырями, игрой радужного света на их боках.

– Это мне мама прислала баночку мыльных пузырей, – улыбнулась Тася. – Я всегда их просила у Деда Мороза.

Мы подарили им самое дорогое, что у нас было, – дубовый стол «Анаконда», дабы его нестареющая мощь, крепкие ноги и сияющая столешница (мы предварительно ее навощили и отполировали), могли послужить еще не одному поколению. Кеша обойдется раздвижным кухонным столиком, который скромно тулился в коридоре, пока на кухне царила «Анаконда».

От себя лично он преподнес ребятам проигрыватель «Вега» с колонками.

– Пусть молодежь пользуется, им нужнее, – благородно сказал Иннокентий. – В конце концов, это они у нас едут на ярмарку. Мы-то уже с ярмарки едем…

– Так до нее и не доехав, – благожелательно пошутил мальчик.

Мы уселись вокруг многоуважаемого стола на древние стулья Риты с Фимой. Доблестный дед Степан получил их в подарок от Октябрьской революции. В 1917 году во время штурма дворца князя Константина Романова рабочие и крестьяне экспроприировали эти стулья «у буржуазии». В минувшем столетии на них сидели гости Степы – Дмитрий Ильич Ульянов, младший брат Ленина, бессменный секретарь вождя Елена Стасова, пламенная Инесса Арманд, хирург Спасо-Кукотский…

Вместе с медной люстрой в виде изогнутых стеблей озерных лилий рыжеволосый и лучезарный Степан подарил эти стулья Рите с Фимой, когда они переехали на новую квартиру в Черемушки. Там сиживали на стульях из дворца не менее яркие личности, гости Серафима и Маргариты: чубатый лейтенант Роберт, его жена модистка Лючия Ивановна, радиожурналист Поплавский, член партии с двадцать второго года, возлюбленная Есенина, хотя и старенькая, а симпатичная учительница Шаганэ, Рокотов Сергей Аполлинариевич, дипломат и по совместительству шпион, как потом выяснилось, артистка Ляля Черная и ее муж Моисей Рыбак, специалист по арго, Юрий Визбор…

Да кто только не ходил к ним в гости и не сидел на этих стульях – много замечательного народа, хороших и добрых друзей.

Ушли гости, ушли насовсем, стулья опустели, стоят в ожидании у стен, и потому решили Фима и Рита передать молодоженам эти стулья – пускай старые, но еще крепкие. Грациозно изогнутые ножки твердо держали седоков, не качались, поплиновую красную обивку поменяли недавно, всего-то пятнадцать лет назад.

– Будут стулья – появятся гости, – крылатыми словами сопроводили Рита с Фимой свой подарок.

Остальную мебель купили в «Икее», новенькую, из свежего дерева, сработанную заботливыми руками румын. Особенно хороша была этажерка, на которой стояли несколько книг буддийской направленности. Как ци, сгущаясь, становится веществом, а истончаясь – духом, так мальчик покинул продуктовую ниву и стал работать в издательстве, которое продвигало буддизм в нашей увязшей в сансаре стране.

Иннокентий откупорил бутылку шампанского. Тася приготовила пасту – макароны с креветками, жареными помидорами, чесноком, зеленью, а сверху полила настоящим японским соусом в честь Потеряича.

Я тоже на радостях испекла пирог – все плоды, собранные мною за жизнь с древа познания вложила я в начинку этого пирога, аккуратно нашинковав, нажарила лучку, тщательно перемешала, только бы не пригорело!..

– Какая у меня девочка стала большая, – с гордостью сказала Рита, – ей уже пятьдесят лет!

Серафим, свободный ото всех тревог, сидел за столом в фирменной толстовке из вельвета.

– Ну все, – сказал он, поднимая бокал. – Теперь давайте, живите, как говорил мой дедушка Тевель: «Да будет воля Твоя, Отец, чтобы мы увеличивались и размножались, как рыбы».

Еще когда играли свадьбу на Красную Горку, мальчик и Тася тревожились, как Фима будет выглядеть после удаления блямбы на их бракосочетании? Фима предложил им россыпь вариантов на выбор: или он будет с перебинтованной головой, словно командир Щорс, раненный на Гражданской войне, или с необъятным пластырем на макушке, или наденет ермолку, оставшуюся в наследство от дедушки Тевеля. Но только при этом отпустит пейсы.

– Да ходи уже просто так, без всего, – упрашивал его мальчик. – Чтобы нас не позорить.

– Не могу, – отвечал Серафим. – Подумают, что меня казак шашкой рубанул.

– Ерунда!

– А вдруг пойдет дождь? – беспокоился Фима.

– На этот случай человечество сделало изобретение, слышал когда-нибудь? Зонт называется.

Но Фима очень волновался из-за своей блямбы, и даже не хотел идти с Маргаритой в театр Вахтангова:

– Вдруг мне чихнут на лысину, как я потом с ними буду скандалить?..

В тот знаменательный год Серафим, исполненный энтузиазма, любви и духовной славы, перевалил на девятый десяток.

Рита в вязаной кофте глядела на него с высоты своих восьмидесяти трех и спрашивала:

– Фима, ну ты рад, что тебе исполнилось восемьдесят лет?

– Восемьдесят, – отвечал Серафим, – это такой юбилей, когда ты и космос – и больше ничего…