Роман с натурщиком

— Шестеро? Ты решил подкрасить демографическую статистику в стране? — жалобно пискнула Сирил.

— А что плохого в том, чтобы подарить миру шестерых интеллигентных, жизнерадостных детишек? Судя по той же статистике, следующий век может рассчитывать только на них!

— Но если у меня по какой-то причине не получится шесть? — со страхом спросила Сирил и даже присела на коврике.

— Тогда усыновим, возьмем на воспитание… да мало ли что…

— Действительно, мало ли что!.. Я согласна, — со вздохом облегчения и радости ответила она.

На лице Шона сверкнула глуповатая улыбка счастья, но тут же он принял притворно хмурый вид.

— И, наконец, самый серьезный из вопросов. По крайней мере, из-за этого я в понедельник пострадал больше всего: будешь ли ты верна мне, Сирил?

— Что?! — взвилась Сирил. — Да как ты смеешь вообще задавать такие вопросы после всего того…

Она вдруг прикусила язык, вспомнив печальной памяти разговор в понедельник и ее собственный последний аргумент.

— Да-да, я говорю о тех интеллектуальных шашнях, которые ты позволяла себе за моей спиной в течение всего судебного процесса. Откуда мне знать, кончен у тебя левый роман или нет? Могу ли я быть уверенным, что пара-тройка каллиграфических строчек не сведут тебя с ума через год, через десять лет?

«Пой, ласточка!» — усмехнулась про себя Сирил.

— А откуда тебе, мистер Стивенс, известно, что записки написаны каллиграфическим почерком? — вкрадчиво поинтересовалась она. — Я не показывала тебе этих писем. Уж не шарил ли ты по моим вещам в ночь с воскресенья на понедельник?

— Я… Нет… То есть да… То есть… — Шон совсем запутался. — Да неужели ты могла подумать… Да я никогда в жизни!..

Сирил никогда не была садисткой. Вот и сейчас сердце ее чуть не разорвалось от жалости. Быстро вытащив из сумочки стопку записок и визитную карточку с автографом Шона, она бросила их на ковер.

— Полагаю, тебе знаком этот почерк, мистер Стивенс. И я хочу объявить тебе, что до конца дней своих буду любить самой небесной и самой земной любовью автора этих неповторимых признаний!..

— Ну, таких уж и неповторимых… — покраснел от удовольствия Шон. — Зато я снова вижу, что недооценивал тебя. Ты не просто идеальная женщина и выдающийся художник — ты лучший детектив в Малибу, а может быть, и во всем Лос-Анджелесе!

— Скорее, ты растяпа, — с улыбкой сказала Сирил. — Мог бы внести немножко разнообразия в свой почерк.

— Тогда бы мы никогда ни о чем не договорились! — пробормотал Шон, и Сирил в знак согласия кивнула: Шон действительно был невероятно упрям.

— Погоди, — спохватилась она, — так мы все-таки, значит, договорились? Но о чем?

Шон подошел к ней сзади, обнял и поцеловал в макушку.

— О том, что я люблю тебя как ни одну женщину на свете и продолжаю говорить глупость за глупостью вместо того, чтобы воспользоваться твоей близостью.

— Тсс, Шон! — Сирил приложила палец к его губам. — Теперь мой черед задать последний из своих глупых женских вопросов. Ты обещал мне рассказать про историю с носом после свадьбы… Но я не доживу до этого! Умру от любопытства.

Шон почесал в затылке, а потом махнул рукой.

— Чего не сделаешь, чтобы поскорее оказаться с тобою в одной постели! — сказал он с хищной усмешкой. — Итак, приготовься!

— Готова.

— Дело в том, что это не мой нос.

Сирил растерянно хлопала глазами.

— А все остальное — тоже не твое?

— Не дразни! Я делюсь с тобой сокровеннейшей своей тайной… Парнишкой я имел самый обыкновенный, самый нормальный на свете нос — копию того, что ты видела сегодня на лице отца, но во время футбольного матча один из моих соперников, которого я незадолго до того отмутузил за старые грехи, якобы случайно сломал мне главное мое украшение. Я попал в руки хирурга, мастера по пластическим операциям. Судя по всему, в нем умер скульптор, второй Фидий или Канова. Так или иначе, когда он снял повязки, от старого носа остались одни воспоминания, а на его месте оказался нос микеланджеловского Давида. С этого момента я, Шон Стивенс, перестал существовать. Встречные пялились на меня как на теленка о двух головах. Девчонки влюблялись пачками — ты даже не можешь представить себе, какой это кошмар! Я от отчаяния ввязывался во все драки, подставлял себя под удары на футбольном поле, но те, кто своротил мой старый нос, прониклись таким почтением к новому, что били меня куда угодно, только не промеж глаз…

Сирил в корчах рухнула на пол.

— Смеешься? Над главной печалью моей жизни! Боже, какое бессердечие! — воскликнул Шон, но глаза его лучились весельем. — О чем же мы теперь будем говорить после свадьбы?

— Да, насчет свадьбы! — Сирил вскочила на ноги и обняла его. — Я хотела бы позвонить во Францию и узнать у мамы с отчимом, когда они смогут прилететь. Как по-твоему, когда мы сможем организовать это мероприятие? В мае? Или в апреле? А может быть, в феврале?

— Сегодня же вечером! Если понадобится — немедленно летим в Лас-Вегас, Рено или Тиджуану: там браки регистрируются круглосуточно. А что касается предков, друзей…

— Мартина с Дженнифер — это они уговорили меня отправиться к тебе…