Роман с небоскребом

– Мошенничество это, разве вы не видите?! – вскочив со стула, гневно и пронзительно выкрикнула худенькая женщина в линялом пуховике. – И еще хватило совести столько людей созвать, работу обещать! Аферисты! Бумажками липовыми по пятьсот долларов торговать, надо ж такое придумать!

Женщина огляделась по сторонам в поисках поддержки, но остальные настороженно молчали. Клара изобразила снисходительную улыбку и развела руками, мол, не желают люди верить в добро…

– Овцы глупые, дурят вас, а вы молчите! А в пузырьках небось мел толченый… – презрительно обронила женщина, протискиваясь между рядами к выходу.

Оставшиеся загудели, мгновенно разделились на два лагеря. Одни говорили, что Клара с новоявленным супругом обычные пирамидчики, каковых развелось немерено, и что покупать сомнительные снадобья, чтобы после впаривать их больным людям, – преступление. Другие вертели пущенные по рядам копии сертификатов качества и рассуждали, что, возможно, стоит попробовать – двадцать долларов не великие деньги…

– Пойдемте, – сказала я, поднимаясь.

Папа мрачно процедил:

– Зря только рубашку измял. Лучше бы на рынок съездил…

– Ну, что решили? – подскочила Клара.

– Мы думали, что ты по-родственному нормальное дело предложишь, – сердито выговорила мама, – могла бы по телефону сказать, мы бы время впустую не тратили.

– Как это «впустую»? – взвизгнула Клара. – Надежное дело предлагаю! – И, понизив голос, добавила: – Вам, как своим, дешевле сделаю. Вот поедет Санька к мужниной родне, возьмет с собой товар, язык у нее хорошо подвешен, люди в провинции простые, их уболтать легко…

– Спасибо, но мне еще туда не один раз придется вернуться, – остановила я поток Клариного красноречия. – Уж если я захочу там торговать, возьму товар на складе – майки, шортики… А таблетки ваши сомнительные сами кушайте, на здоровье. Или Глебу дайте, пусть он продает. Вместе с акциями. Надо же такое придумать – фабрика в Германии! Это же шарлатанство. Что, если люди в самом деле поверят в чудо-лекарство и станут ждать исцеления, которого не будет?

– Позитивный настрой – великая вещь, – возразила Клара. – И никакое это не мошенничество. Таблетки очень хорошие, я сама их пью для очищения организма. И чувствую себя намного лучше. А вообще, – она неодобрительно покачала головой, – удивляюсь тебе, Саня. Ты мне казалась весьма практичной девушкой. Ладно родители – люди старой формации, не могут перестроиться, но ты-то молодая, крутиться должна… Деньги же сами в руки текут, а вы брать не хотите…

– Вообще-то я никому ничего не должна, – заметила я.

– Клара, извини, мы не станем этим заниматься, – вмешалась мама. – Ты права: мы люди старой формации, совки, как теперь говорят. Мы не станем обманывать людей. И Саня не станет. Потому что у нас есть такое понятие, как совесть, которое у тебя, по всей видимости, отсутствует.

Я даже рот раскрыла. Не ожидала такого от мамы, но была готова аплодировать.

– Как угодно, – сухо обронила Клара. – Я искренне хотела помочь.

– Уже уходите? – встрял подобравшийся Руслан. – Что так? – И обаятельно разулыбался, видимо решив понравиться родственникам супруги.

– Да, – сказала я, вежливо улыбнувшись в ответ, – предложения тети Клары нам не подходят. Мы слишком отсталые для вашего бизнеса.

– Нам нужен секретарь в офис, – вспомнил Руслан, – Кларочка говорила, что вы учитель русского языка, наверное, в школе мало платят…

Клара стрельнула в него недовольным взглядом исподлобья, и Руслан, смешавшись, примолк.

– Спасибо, – ответила я, – мне хватает.

Очутившись на улице, папа стянул галстук и, пока шли до автобусной остановки, громко бранился, называл Клару аферисткой и стервой. Мама угнетенно молчала. Все-таки Клара оставалась ее двоюродной сестрой. А потом проговорила:

– И где она нашла этого Руслана?

– Такие, как он, сами дур вроде Клары находят, – резко ответил папа. – Альфонсами называются. – И презрительно хмыкнул под нос: – Директор…

«Хотели как лучше, получилось как всегда…»

Очередная денежная реформа грянула в июле – в разгар сезона отпусков. На очередной обмен рублей выделили, как водится, всего три дня, установив тридцатитысячный предел.