Роман… С Ольгой

Терехова лишь плечами пожимает и кивает на меня:

— Куда захочешь. Выбор за тобой. Окей?

Ой, как топорно-то.

— Только без этой пошлости.

— Хорошо. Ты выбираешь — я везу, но платим только за себя.

Такой расклад мне по душе. Какого, спрашивается, чёрта? Муж гуляет и ни в чём себе, по-видимому, не отказывает. Так чем я хуже?

— Хочу потанцевать, — вскинувшись, не скрывая вызова, произношу.

— О! Ты читаешь мои мысли, Оля.

— Это дар!

Ну, наконец-то! Телефон подмигивает только что полученным сообщением. Если мне не изменяет зрение, это от него. Всё так и есть. Односложные, скупые на эмоции, кратенькие фразы о том, что он уже выехал и даже через десять минут будет в нужном месте, теперь лишь служат подгоняющим меня хлыстом.

— Если через пять минут не отчалим, то это был наш первый и последний раз. Куда бежать, мадам?

— Туда! — она кивком указывает направление и поворачивается, чтобы выйти на фальшивый старт. — Один! Два! Три?

— Терехова, харэ считать…

Глава 23

То же время

Вот же сука! Десять часов. Ровно десять — не больше и не меньше. Столько по времени отсутствует жена. Такое впечатление, что жизнь опять остановилась, а я тяну ленивые часы, раскинувшись тупой морской звездой в бушующем вокруг меня пространстве. Я ничего не вижу, вообще не слышу, и ни черта не понимаю, а самое главное, совершенно не хочу вникать. На всё вдруг стало абсолютно похрен! У меня жена пропала, а на остальное по давным-давно установившейся традиции плевать.

— Ромыч? Э-эй, дружбанчик! — ощутимо тормошит меня Фролов. — Ты не заснул?

— Нет, всё нормально, — уставившись перед собой, на автомате Сашке отвечаю.

— Чего мы ждём?

Не чего, а кого. Огромная промашка с обычной формой неодушевления. Мы ждём того, кто может юридическую помощь оказать в довольно щекотливом деле.

— Сейчас приедет мой старый друг.

— И что?

— Я не хочу заходить внутрь без того, кто полицейским балаганом управляет.

— Боишься, что ли? Там есть кровные враги?

— Нет.

«И слава Богу!» — про себя беззвучно восклицаю. По крайней мере, я надеюсь, что те, кому я когда-либо дорожку профессионально перешёл, где-то сильно насолил и накосячил в особо важном деле, возможно, кое-что не продавил, не принял выгодную сторону или в чью-то пользу не решил, давным-давно покинули непрошибаемые шар-бабой стены правоохранительного учреждения, финансируемого на такое предприятие очень щедрым государством.

— Идём, хотя бы напишем заявление или на пьяных узниц в камере через прутики посмотрим. Как в контактном зоопарке, честное слово. Подразним шустрых неручных мартышек и пощекочем пальцами аленькие волосатенькие жопки. Ой, бляха, в голове не укладывается, что я сижу с тобой в четвёртом часу утра перед центральным входом замызганного отделения и кого-то терпеливо жду. Не знаю, — я вижу, как он сильно возится, подбирая нужные слова, — нахлобучим ходатайство, что ли. Составим девочкам положительные характеристики на чьей-нибудь коленке. Если надо будет, то я с огромной радостью поручусь за каждую «преступницу». Потом разделим суммы вынужденных трат и взыщем с каждой в десятикратном, мать твою, размере. Пиздец! Не могу поверить в то, что эти кисы на досуге учинили. На какую сумму там убытков из-за этих кошек набежало?

— Я не считал, — сказал, как матерно отрезал. А самое противное, что совершенно не соврал.

Разве в деньгах дело?

— Мы, что ли, взятку будем давать тому, кого возле ментовки с фонарями радостно с раннего утра встречаем?

Ну, если только шоколадными конфетами и большой бутылкой дорогого вискаря. Впрочем, я точно знаю, как рассчитаюсь с ним. Всё уже улажено, а нужные контакты находятся в кармане у меня.

— Пообщаемся с ним и попросим уменьшить высветившийся срок? — накидывает глупых версий Фрол.

— Какой ещё срок? Злоумышленницы пытались убежать, не заплатив по выставленному за дорогое угощение счёту.

Если я правильно понял то, что прокуренно хрипел мне в трубку старый друг, моя жена и появившаяся откуда ни возьмись лихая Терехова ещё кричали что-то грубое, а временами нечленораздельное, но всё равно обидное, ожесточенно отбиваясь от охраны и кусая огромные, похожие на толстые сардельки пальцы мужских здоровых рук, удерживающих их в надёжных и безжалостных тисках.