Роман с Польшей

Потом я вспомнил о вратаре московского «Спартака» Войцехе Ковалевском. У меня есть его мобильный телефон, я позвонил ему и сказал, что хотел бы подарить ему свою книгу о Польше.

— Да, это было бы интересно, — ответил Войцех. — Давайте встретимся. Только я не смогу вырваться несколько дней: сидим на базе в Тарасовке, готовимся к матчу с «Зенитом»…

Войцех попросить перезвонить через два дня. Но и через два дня он всё ещё был в Тарасовке. Я услышал в трубке гомон мужских голосов: спартаковцы отдыхали после очередной тренировки, и Войцеху приходилось напрягать голос, чтобы я услышал то, о чём он говорит. Я пожелал Ковалевскому удачи в предстоящем матче и сказал, что уезжаю в Польшу. Он поблагодарил и попросил позвонить ему после возвращения. Надеюсь, наша встреча ещё впереди.

8

В своей книге я привел несколько примеров негативных высказываний наших писателей и журналистов о Польше, начиная со второй половины XIX века (К. Леонтьев) до наших дней (К. Симонов, В. Кожинов, С. Куняев). Несколько лет назад в России и Польше наделала много шума книга Куняева «Шляхта и мы» — совершенно антипольская книга, которая не оставила равнодушным ни тех, кто любит Польшу, ни тех, кто её по какой–либо причине недолюбливает. Вот, например, всего одна цитата из этой книги: «Скисшие сливки шляхты, дезертировавшие из Польши осенью 1939 года в далекую Англию, захотели в 1944 году вернуться к власти в Варшаве по трупам советских солдат. Мало им было нескольких сотен тысяч уже зарытых в польскую землю».

Когда мой роман прочитали в Польше, я получил письмо от Галины Янашек — Иваничковой, в котором пани профессор упрекнула меня в том, что я цитирую Куняева и ему подобных без собственного комментария, не показывая своего отношения к сказанному. «Куняев забыл, что Российская империя строилась на трупах своих и чужих подданных и что те, кого называли когда–то «соцлюдьми», вряд ли мечтают о возвращении в прошлое, — писала Г. Янашек — Иваничкова. — Создаётся впечатление, что у Вас, пан доктор, взгляды по этому вопросу эволюционируют не в лучшую сторону, и мне бы хотелось верить, что я ошибаюсь!»

Я написал ей, что моим ответом на всё процитированное может быть только моя книга, где, например, сказано следующее: «Но, кроме политиков и всевозможных госчиновников, в этих странах живут ещё обыкновенные люди, которым (я убеждался в этом многократно) изрядно надоел истошный вой, поднятый вокруг жгучих проблем нашей общей истории. Чтобы уяснить это, достаточно съездить в Польшу не «по официальной линии», не по чиновничьей разнарядке, не по «неотложным» делам писательской организации, а просто так, из любопытства, желая увидеть, познакомиться, понять… «сесть в поезд, не заботясь о багаже и билете, и смотреть, как всё остаётся позади». Излишне рьяным российским «комментаторам» прошлого дай Бог хороших польских друзей, а польским — русских. Это лучшее лекарство от ксенофобии».

Беседа на эту тему продолжалась у нас и в Варшаве.

— В Польше есть люди, которые кое в чём согласны с Куняевым, — сказал Эдвард Куровский. — Впрочем, одни и те же факты можно преподносить по–разному, всё зависит от позиции автора, от его добрых или злых намерений.

— Куняев написал удивительную книгу: она одновременно хороша и плоха, — сказал я Эдварду Куровскому. — Пишет он нескучно, пером умелым, факты приводит интересные… И всё же думаю, что она безусловно вредна для поляков и русских, потому что сталкивает наши народы лбами. Это всё равно, что написать о том, какие плохие сегодня французы, вспоминая при этом преступления армии Наполеона в Москве в 1812 году. Или называть всех немцев фашистами… Любой книге — своё время. Не следует сегодня писать о Польше так, как это делает Куняев, вспоминая дела столетней давности.