Читаем Роман с Востоком полностью

Ты сел на край кровати и обхватил голову руками. Повторял тогда лишь две фразы: «Прости меня» и «Как жестока судьба». Ты рыдал. Я впервые видела такую истерику у мужчины. И ты не казался слабым или жалким. Не казался лишь потому, что я знала, какой ты настоящий. Тогда ты рассказал мне все. Какие у вас обычаи и как ты женился. Что это была не любовь, а любовь ты познал лишь со мной. О том, что жена и я – это абсолютно разные люди, и разные твои чувства к нам. Что никогда не оставишь детей – тоже сказал. Что никогда не позволишь мне стать второй женой, потому что я не представляю, о чем прошу. Что ты отпускаешь меня и желаешь счастья. В тот вечер все мои губы были искусаны до крови. А на внутренней стороне и сейчас есть шрам. Как вечная память о том разговоре в темной комнате стамбульского отеля. Мое сердце тоже «шрамировано». Не понимаю, как это возможно. Но тогда я лежала у его ног и слушала его исповедь. На меня капали его слезы, а я задыхалась от боли. Это была моя боль и его боль, которую я чувствовала всеми фибрами души. Я вспоминала наше магическое знакомство и думала: «Для чего оно было вообще?!». Для чего две души однажды встретили друг друга? Что мы дали друг другу? Счастье или же страдания? Что предстоит нам познать? Что еще предстоит испытать? Вартолу, твоя любовь для меня – как дар свыше. И я знала, что ты любил меня той самой безусловной любовью, о которой сейчас твердят все психологи. Это любовь, когда ты отпускаешь человека, потому что понимаешь, что так будет лучше для того, кого ты любишь. Что твоему дорогому человеку так будет лучше, и он избежит страданий. Это не безразличие. Это не «поиграл и выбросил». Это именно любовь.

Когда ты закончил монолог, я встала перед тобой на колени. Я вытирала твои слезы и гладила лицо. Твои глаза потускнели и стали безжизненными. За этот час ты будто постарел на десять лет. И голос твой дрожал от бессилия. Я покрывала твое лицо поцелуями и шептала, что я все равно никуда не уйду. Никогда. Благодарила за этот вечер. Благодарила за всю правду. Затем мы занялись бурным сексом. И не только наши тела были обнажены в ту ночь, но и наши души. Та ночь была особенной. Слишком откровенной, слишком болезненной. Но особенной. Нашей стамбульской ночью.

Я тогда осталась в Стамбуле. Не смогла уехать. И мы провели вместе еще три незабываемых дня.

Мы плавали к острову принцесс и катались на повозке с лошадьми. Ты надел мне на голову плетеный венок, украшенный цветами, и я чувствовала себя настоящей принцессой. Ты согревал мои руки, когда Стамбул был суровым и холодным. Ты смешил меня до колик в животе. А помнишь, как Медет боялся собак? Мы так подшучивали над ним. А еще вы так мило кормили меня из ложечки в кафе, пока на моей руке сохла татуировка из хны. Мы прятались от дождя, который застал нас на причале. А ту прощальную ночь ты помнишь? Тебе так запомнилась музыка из SPA, который мы посетили, что ты поставил ее на фоне, пока мы занимались любовью. Я помню, как ревновала тебя к девушке-массажисту. Она же тебя трогала. А ты только мой. Жуткая ревность.

В день отлета опоздали на самолет. Я радовалась тогда, как ребенок. Это же повод побыть подольше с тобой. Пусть вообще закроется аэропорт и все самолеты вдруг выйдут из строя. Я не хочу расставаться. Умоляю, не уходи.

Помню то расставание, после которого я хотела лишь одного – исчезнуть, испариться в воздухе, дабы не чувствовать той боли. Я тогда в Москву полетела к подруге. Прилетела уже в ночь. Попили чай, поболтали. Я ушла спать в обнимку с той игрушкой, которую ты подарил мне в аквариуме Стамбула.

Мне снился сон в ту ночь. Я лежала на реанимационном столе, а вы с Медетом в роли хирургов. Ты подошел ко мне со скальпелем и начал делать надрез на грудной клетке. Анестезии, по всей видимости, не было. Я закричала от дикой боли и проснулась в холодном поту. Такую боль я испытала впервые. И это после смерти всех близких мне людей. Даже та боль несравнима с этой. Я хватала ртом воздух, и боли в области сердца были похожи на предынфарктные. Я думала, что это конец. А внутри то самое гребаное чувство пустоты. Еле уснула потом в ту ночь. Но до сих пор в памяти эти первые сутки без тебя. Не спасала меня и Москва со всем ее величием и Красной площадью. Тогда я думала, что это самое страшное, что я могла испытать в контексте наших отношений. Но приближалась та роковая весна. И тот момент, когда та самая черная фигура с косой, которую изображают в фильмах ужасах, чуть не забрала тебя в свои пенаты.

Глава тринадцатая

Предчувствие


Был ли в вашей жизни момент, когда вы готовы были отдать жизнь за любимого человека?

А просыпались с мыслями о том, что вашего возлюбленного, возможно, уже нет в живых?

Жили в ожидании новостей от докторов?

Вам говорили, что осталось пару часов до момента, когда сам Бог вынесет вердикт: забрать твоего любимого на небеса или оставить шагать по бренной земле?..

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
12 Жизнеописаний
12 Жизнеописаний

Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев ваятелей и зодчих. Редакция и вступительная статья А. Дживелегова, А. Эфроса Книга, с которой начинаются изучение истории искусства и художественная критика, написана итальянским живописцем и архитектором XVI века Джорджо Вазари (1511-1574). По содержанию и по форме она давно стала классической. В настоящее издание вошли 12 биографий, посвященные корифеям итальянского искусства. Джотто, Боттичелли, Леонардо да Винчи, Рафаэль, Тициан, Микеланджело – вот некоторые из художников, чье творчество привлекло внимание писателя. Первое издание на русском языке (М; Л.: Academia) вышло в 1933 году. Для специалистов и всех, кто интересуется историей искусства.  

Джорджо Вазари

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Искусствоведение / Культурология / Европейская старинная литература / Образование и наука / Документальное / Древние книги
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное