Роман строгого режима

— Да тише ты, Венера, блин, Милосская… — отчаянно зашептала Татьяна и невольно прижалась к нему. Он приобнял ее — тоже непроизвольно, ни о чем таком не думая. Здесь действительно было не по себе — даже человеку, привыкшему храбро бросаться на демонов и ветряные мельницы. Невкусные запахи, пыль в носу, ощущение разомкнутого пространства…

— Мы же не боимся темноты? — неуверенно прошептала Татьяна.

— Не боимся, — отозвался Корчагин. — Чего ее бояться? Пусть темнота нас боится.

Где-то в отдалении за стеной стонал человек. Возможно, во сне. А возможно, уже проснулся… Нервы натянулись, он плевать хотел на темноту, на запахи, он так много лет шел к этому дню… Антураж уже не имел значения. Они крались мимо закрытых дверей, прислушивались. Он полностью доверился Татьяне — эта девушка оказалась далеко не рухлядью, и с решимостью у нее все было в порядке, даже странно. На втором этаже дежурный отсутствовал, посторонние по коридору не шатались, и злоумышленники двигались без препятствий. Глаза привыкали к темноте. Из насыщенного запахами мрака проступали очертания дверей, какие-то ниши, вертикальные выступы в стенах, за которыми можно было прятаться, — это здание построили еще до тех благословенных времен, когда проектировщики отказались от последних намеков на архитектурные излишества. Татьяна неплохо ориентировалась, тянула его за руку. Планировка больницы оказалась не такой примитивной, как представлялось снаружи. Два изогнутых коридора, лестница, промежуточный этаж со складами, процедурные кабинеты, у дверей в которые вонь многократно усиливалась… Пациенты отделения, в котором лежал Вовка Струве, видимо, не считались буйными и опасными — двери в их палаты не запирались на ключ, не имели окон, затянутых решетками — наподобие тюремных. Просторная палата на двух человек, въевшийся в стены больничный дух, стальные жалюзи на окнах, шторы. Спящие пациенты на появление посторонних не реагировали — два тела в разных углах прерывисто сопели на своих кроватях. Вихрь воспоминаний, тоска нечеловеческая — а ведь это только «разогрев»… Татьяна осторожно села на краешек, погладила больного поверх одеяла, включила крошечный фонарик, разбрызгивающий маркий свет. Пациент заворошился, застонал, охваченный страхом, но успокоился, почувствовав родные руки, что-то бессвязно забубнил… Корчагин потрясенно всматривался в лицо друга, слезы наворачивались на глаза. Тысяча чертей, останься он на свободе, разве допустил бы такое с Вовкой?! Вовка Струве постарел лет на тридцать, был какой-то дряблый, кожа свисала мешками, глаза окружала желтоватая слизь. Шея превратилась в сплошные складки. Редели и превращались в безжизненную паклю волосы. Он сонно моргал, бессмысленно таращился в пространство левее Алексея — он не видел друга и не чувствовал! А Татьяна гладила его по голове, шептала ласковые слова, сглатывала слезы. В этой компании плакс становилось совсем невмоготу… Алексей пристроился рядом на корточках. Но больной по-прежнему не реагировал — он урчал, как кот, синхронно с поглаживаниями, глаза туманились — он снова засыпал. Татьяна опустила его голову на подушку, прикрыла брата одеялом, прошептала с какой-то ненужной злостью, осветив лицо Алексея:

— Удовлетворил свое любопытство?

Это было не любопытство, какая она все-таки дура… Вовка уже посапывал, отвернувшись к стене.

— Тебе не кажется, что его закармливают транквилизаторами? — пробормотал Корчагин.

— Разумеется, закармливают, — прошипела Татьяна. — В наше время эти лекарства называются анксиолитиками. А как прикажешь снимать тревогу и страх? Как избавиться от судорог? Как его усыплять и успокаивать? А ведь тревожное расстройство у Вовки — это только часть диагноза…

— Но послушай… это ведь только снимает симптомы, но не лечит. Это вызывает привыкание, в конце концов…

— Замечательно, что хоть это ты понимаешь… — Татьяна поднялась с постели, потянула его за плечо. — Пошли, данная часть экскурсии закончена… Да пошли же, впечатлительный ты стал, Алексей. Где ты был, такой впечатлительный, когда уродовал ментов и прочих добропорядочных жителей нашего города?

Он сам превращался в психа, когда они вновь ступили на лестницу и заскользили на первый этаж. Сложные переходы — это здание, как выяснилось, состояло из двух корпусов, что с улицы не бросалось в глаза. Отделение для «особых» персон располагалось в отдельном крыле. Они крались по гулким переходам, прижимались к стенам. За поворотом мерцал рассеянный свет. Татьяна застыла, зашептала:

— В этом отделении такой же номер не пройдет. Здесь палаты запираются… За поворотом столик дежурного, у него ключи, связь со сменой санитаров, которые дрыхнут у себя в каморке, постоянная связь с главврачом…

— Я могу бесшумно его отключить, — предложил Алексей. — Этот тип потом и не вспомнит, что с ним случилось. Не волнуйся, все будет тихо.

— Этот план мы оставим на крайний случай. Не всегда же кулаки распускать. Подожди меня здесь, я посмотрю…