Роман строгого режима

Он ждал, считал секунды, сердце колотилось, звон будильника нарастал в ушах… Вот что-то выбралось на корточках из-за угла, глухо прошептало:

— Ползи сюда, герой-любовник, только тихо… Это женщина, она спит, к ней нельзя применять физическое насилие, потому что я с ней иногда здороваюсь на улице… Ключи у меня, Алексей, ползем под тумбой, не поднимаемся…

Что-то мирно посапывало над головой, сердце прорывало грудную клетку… Они передвигались на четвереньках, потом поднялись на цыпочки, юркнули за угол. Татьяна шебуршала ключами, а он приплясывал, сходил с ума от волнения — чего она там возится?!

— Проходи, Алексей… Я подожду внутри, у двери… Да не трясись ты так, не паникуй. И не вздумай дурить, слышишь? Надеюсь, тебя не посетит идея забрать Лиду с собой?

Он уже не слышал, что она там бормочет. Он шел на цыпочках по прибранной палате. Лунная дорожка от окна разрезала помещение пополам, освещала краешек кровати. Он извлек дрожащей рукой крохотный фонарик, ноги подгибались…

И отшатнулся, когда заскрипела кровать, привстало тело, лежащее на ней, село, свесив ноги! Больная издала невнятный звук, похожий одновременно на мычание и на стон. Почувствовала? Она ведь почти слепая, не говорящая, но что ей мешает иметь идеальный слух?

Он освещал уродливую сморщенную фигурку в больничной пижаме, сидящую на кровати. Больная моргала, раздувались ноздри — она определенно что-то чувствовала и слышала. Редкий случай — ночами ее, как правило, не посещают. Ее и днем-то не балуют дружескими визитами… Потрясенный, он опустился перед ней на колени, всматривался в то, что осталось от лица. Сальные волосы висели мочалкой, закрывая лоб и глаза. Он отвел их в сторону. Кожу изрыли коросты, лицо было сильно деформировано, оно не узнавалась в принципе! Сохранилась лишь нижняя часть, на которой как-то дико выделялись красиво очерченные губы, покрытые трещинами и мелкими волдырями…

Он реально задыхался, нуждался в передышке. Но он не мог… Он взял ее руку — девушка не вырвалась, только часто задышала, издала вопросительный звук…

Он пятился от нее, как от какого-то монстра, охваченный бурей эмоций. Повернулся, спотыкаясь, побрел к двери. Татьяна прильнула к косяку, она вела себя деликатно, не вмешивалась в процедуру встречи двух влюбленных…

— Что-то я не вижу в твоих глазах ностальгической грусти, — подметила она, осветив его фонарем. — Ты сам на себя не похож, но вот что касается пылкой взаимной страсти…

– Это не Лида… – выдохнул Алексей.

— А теперь повтори, что ты сейчас сказал, — потребовала Татьяна, когда они вывалились в коридор и Алексей в изнеможении опустился на пол. До тумбочки с дежурной было два поворота, можно было разговаривать на пониженных тонах. Мысли метались, эмоции давили, он пытался хоть как-то осмыслить увиденное, но терпел фиаско.

— Это не Лида Холодова… — повторил он.

— А кто это? — тупо вопросила Татьяна. Она уселась перед ним на колени, пытливо смотрела в его горящие глаза.

— Не знаю… Другая женщина…

— Лешенька, успокойся… Лида просто немного изменилась… Много лет прошло. И память у тебя уже не та.

— Ты не понимаешь… — шипел он. — Я пока еще не спятил, отвечаю за свои слова. Эта несчастная, которую здесь держат за Лиду, — никакая не Лида. Да, она сильно изуродована, не видит, не говорит, прошла чертова уйма лет. Но я же знаю Лиду как облупленную… Я сразу почувствовал что-то неладное, когда сел рядом с ней. Уши практически не пострадали, это не ее уши… Глаза того же цвета, но это не ее глаза… Черт возьми, у Лиды шрамик на внутренней стороне запястья — нырнула в детстве, не рассчитала глубину, порезалась об острый камень на дне. Была жуткая паника, кровь хлестала, ее возили в больницу, зашивали… Врач сказал, что это на всю жизнь. Слава богу, что он в таком месте, которое не бросается в глаза. У девушки в палате этого шрама нет… Да о чем я? Неужели я не почувствую Лиду, если буду рядом с ней? А я ведь ни хрена не чувствовал — даже когда ее руку брал…

— Обалдеть… — простодушно прошептала потрясенная Татьяна. — Это не только затянувшийся криминальный сериал, но еще и «Санта-Барбара» какая-то… Да уж, против жанра не попрешь… И что бы это значило?

— Не знаю, Татьяна… не могу сообразить…

— Послушай, — девушка лихорадочно обдумывала сложившуюся ситуацию, — если ты ничего не напутал, то представляется одно из двух. Либо настоящая Лида мертва… хотя в упор не понимаю, почему об этом нельзя было сообщить. Либо она жива, здорова и где-то успешно прячется все эти годы. Тоже непонятно, зачем?