Танюша не любила предпраздничное утро. Терпеть не могла спешку: дергать цветы из ведер, как сорняки, без перебору; охапкой завертывать в пленку, откусывать скотч; бормотать скороговоркой: «Дасвежие, толькосегодня. Неделюпростоят. Вамслентой? Пожалста, хорошегодня». Совать в карман передника мятые купюры, одним взмахом сметать со стола зеленый мусор, поворачиваться к следующему в наседающей очереди: «Выбирайте, молчеловек. Какиенавассмотрят?» Танюша ненавидела работать впопыхах. Зваться «девушкой» не любила тоже.
Вечерняя волна — совсем иное дело. Люди возвращались с работы после короткого и легкого дня, имели вдоволь времени, радовались предстоящему выходному. Эти, вечерние, выбирали цветы с удовольствием, с фантазией, некоторые даже и с чувством.
— Скажите, барышня, откуда розы?
— Эти колумбийские, те — наши, тепличные, а красные — Эквадор.
— Ффиу! Ого!..
Мужчина не видел разницы между Эквадором и Колумбией, спрашивал ради беседы. Танюша любила таких покупателей.
— Берите колумбийские: они в тепле раскроются и будут — просто сказка про Золушку!
— Да… Нет, лучше дайте девять разных: по три отовсюду! И еще открыточку с сердечком. Я у вас подпишу, можно?
Другой просил:
— Позвольте, я сам выберу тюльпаны.
Танюша позволила, он выбирал долго, с трепетом, трогал лепестки нежно, словно волосы любимой… Вот только брал, как нарочно, самые дрянные. Ему казалось: распускаются — значит, спелые. Таня знала: издохнут к завтрашнему вечеру.
— Дайте-ка я помогу, а то вы измучились уже. Вот этот берите — смотрит же на вас, подмигивает! Еще этот, и эти. Потрогайте, какие крепенькие!
Третий захотел кактус. Да, серьезно, кактус! Нету?.. Тогда фиалочку с горшком. Или, может, гладиолус. Моя, знаете, любит все необычное.
— Возьмите орхидею. Вот эту, в подарочной коробке.
— Она живая? Я думал, искусственная…
— У нас все живое, как мартовский котик. Стебель во флаконе, простоит сто лет, внукам в наследство останется.
Четвертый — шесть гербер. Очень трогательно: предпраздничным вечером идет на кладбище к маме или бабке… Танюша выбрала лучшие, участливо спросила:
— Желаете черную ленточку?
— Тьфу на вас! Это дочкам. У меня их две, по три цветочка каждой.
Потом был грузин, назвал Танюшу «красавыца», купил «адынадцат гэоргин». Потом трое парней в кепках: один выбирал, двое советовали ерунду и заразительно хохотали. Потом зашел Фарзад, забрал дневную выручку. Танюша насела на него:
— Купи батарею.
— Зачем еще?
— У старой это… гемоглобин понижен.
Фарзад потрогал:
— Вроде, теплая.
— Это я ее согрела дыханием. Фарзад, будь голубчиком в честь праздника! Купи батарею — спаси красавыцу от смерти!
— Праздник завтра, — отрезал Фарзад и сбежал.
Потом, на исходе дня, бледный паренек не мог вспомнить слово «эустомы»:
— Мне вон тех… синеньких.
Субъект с серьгой в носу хотел знать, сколько лепестков у розы, и у всех ли роз одинаково. Пересчитал, проверил, купил ту, у которой восемь.
С визгом остановилась машина, вбежал мужик в дубленке, купил самый громадный и уродливый из готовых букетов, не взял сдачу, убежал.
Последней пришла грустная девушка. Сама выбрала пять желтых хризантем. Букет получился грустным, ей под стать. Ушла домой — видимо, плакать.
Танюша выдохнула, вписала в журнал остаток выручки. Вырубила так и не досмотренную серию. Накрыла пленкой ведра с цветами, намотала шарф в три оборота вокруг шеи. Натянула пуховик, опустила ролеты, щелкнула выключателем.
На сегодня все.
Праздничным утром стояла самая мерзкая погода, какую только мог выдумать господь. Валил крупный мокрый снег, налипал на окна киоска, влажными разводами сползал по ним. Казалось, киоск тонет в белом киселе.
Обычно утром восьмого марта молодые муженьки прибегают за ландышами и тюльпанами, чтобы положить их на подушки не до конца еще проснувшимся супружницам. Но сегодня погода пересилила романтические порывы: молодежь заменила букеты праздничным завтраком в постель — и осталась дома.
Танюша грела ладони картонным стаканом с капуччино и смотрела серию про взорванный томограф, когда в цветочную лавку зашел тот самый гражданин. Добротная куртка на нем была не по погоде легка и суха; голова непокрыта, густые русые волосы не успели еще потемнеть от влаги; меж пальцев крутил брелок от машины с немецким значком. По правде, ничего в нем подозрительного не было — просто симпатичный уверенный мужчина. Танюша встрепенулась:
— С праздничком вас! Проходите, не стесняйтесь, выбирайте красоту.
— Это вас с праздником. Мне семь ирисов.