Роман тайн «Доктор Живаго»

Алеша спит на «жестком и узком диванчике, на котором он и всегда спал» (14, 146), совпадая тем самым с аскетичным Рахметовым из «Что делать?». После того, как Алешу укусил за палец младший Снегирев, он не испытывает боли («…и боли я […] теперь не чувствую» (14, 167)) по примеру, данному революционером-народником Овериным из романа о «новых людях» И. А. Кущевского «Николай Негорев» (Оверину оперируют руку после дуэли, что он переносит с мужественным равнодушием: «…все заставляло думать, что он не имел неприятной способности чувствовать физические страдания»[307]). Пейоративное название провинциального города (Скотопригоньевск), где происходит действие «Братьев Карамазовых», строится Достоевским из двух корневых морфем, коррелируя по всем своим параметрам (аксиологически, лингвистически) с топонимом, который изобрел К. М. Станюкович в «Без исхода» (1873): герой этого нигилистического романа, Черемисов, едет домашним учителем из столицы в Грязнополь (и конкурирует там во влиянии на детей с их действительным отцом, предвосхищая мотив духовного старшинства Алеши, «связавшегося со школьниками»).

С антинигилистическими текстами Достоевский вступает в прения. Так, в «Братьях Карамазовых» приводится анекдот из сочинения Н. Карловича, направленного против революционных настроений среди русской молодежи:

Erklärt man z. В. einem aufgeweckten russischen Knaben den Sternenhimmel […] so ist das Erste, was er thut, dass er sofort sich fragt: «Warum hat man gerade diese Thiere und nicht andere zur Abgrenzung der Stembilder gewählt?»[308]

В диалоге Алеши с Колей Красоткиным выясняется, что русские мальчики, протестующие против авторитетов (на необходимости авторитетов для устройства социальной жизни настаивал Великий инквизитор), не так уж и ошибаются:

— Видите, чему я усмехнулся: я недавно прочел один отзыв одного заграничного немца, жившего в России, об нашей теперешней учащейся молодежи: «Покажите вы, — он пишет, — русскому школьнику карту звездного неба, о которой он до тех пор не имел никакого понятия, и он завтра же возвратит вам эту карту исправленною». Никаких знаний и беззаветное самомнение — вот что хотел сказать немец про русского школьника.

— Ах, да ведь это совершенно верно! — захохотал вдруг Коля […] Браво, немец! Однако ж чухна не рассмотрел и хорошей стороны, а, как вы думаете? Самомнение — это пусть, это от молодости, это исправится […] но зато и независимый дух, с самого чуть не детства, зато смелость мысли и убеждения, а не дух ихнего колбаснического раболепства перед авторитетами…

(14, 502)

Мотивы издевательства отца над женой и возмущения этим сыновей (Ивана и Алеши), ведущего к отцеубийству, возможно, являются предпринятой Достоевским переработкой сюжета нигилистической повести Н. Ф. Бажина «Степан Рулев» (1864) (у Н. Ф. Бажина, однако, эдипален, в отличие от Достоевского, только один из двух братьев; второй послушно выполняет волю главы семьи).

Алеша, конечно же, не нигилист, его неверие в Бога — временное заблуждение, проходящее в сновидении о Кане Галилейской (которое, вообще говоря, контрастно соотносимо с утопическим четвертым сном Веры Павловны в «Что делать?»; ср. женские черты Алеши: соученики дразнили его «девчонкой» (14, 20)). Тем не менее Достоевский сообщает Алеше — с помощью интертекстуальной контрабанды — черты героя-отрицателя. В не-литературе даже ее позитивный герой тайно негативен.

2.2.