Роман тайн «Доктор Живаго»

О религиозных источниках мышления Зосимы написано много[318]. Нам бы хотелось эксплицировать здесь то, что система его идей базируется в не меньшей степени, чем на религиозной традиции, на новой европейской философии. Так, например, для Зосимы важен Фихте. Интертекстуальным сигналом, показывающим, что Зосима в своем учении «о соприкосновении мирам иным» (14, 288 и след.) ссылается именно на Фихте, служит фраза старца о песчинке и мире:

Любите все создание Божие, и целое, и каждую песчинку.

(14, 289)

В «Die Bestimmung des Menschen» (1800) Фихте писал о том, что человек принадлежит мировому целому, которое, в свою очередь, зависит от состояния его мельчайших частиц, песчинок:

In jedem Momente ihrer Dauer ist die Natur ein zusammen-äangendes Ganzes; in jedem Momente muß jeder einzelne Teil derselben so sein, wie er ist, weil alle übrigen sind, wie sie sind; und du könntest kein Sandkörchen von seiner Stelle verrücken, ohne dadurch, vielleicht unsichtbar für deine Augen, durch alle Teile der unermeßlichen Ganzen hindurch etwas zu verändern [подчеркнуто[319] автором. — И. С.][320].

Достоевский заимствовал у Фихте главное положение «Братьев Карамазовых», которые отвергают парусию и изображают человека пребывающим в «мирах иных». Для Фихте уже одно то, что человек действует и, следовательно, стремится изменить данное, несомненно доказывает, что мы не смеем ограничиться чувственным миром и жаждем сверхчувственности. Человек не определим, потому что он не «здесь», а «там», — так думает Фихте:

Meine ganze vollständige Bestimmung begreife ich nicht…[321]

И так же представляет себе человека Зосима:

Многое на земле от нас скрыто, но взамен того даровано нам тайное сокровенное ощущение живой связи нашей с миром иным [ср. понятие «eine andere Welt» у Фихте[322]. — И. С.], с миром горним и высшим, да и корни наших мыслей и чувств не здесь, а в мирах иных. Вот почему и говорят философы, что сущности вещей нельзя постичь на земле.

(14, 290)

2.4.2.

Исследование религиозных основ учения Зосимы не всегда направляет нас по верному пути. Из него хотят сделать исихаста[323]. Между тем он был антиисихастом, осифлянином. Исихастом Достоевский выводит отца Ферапонта, возмущенного старчеством как опасным нововведением.

Это грубое и необразованное существо представляет собой явную карикатуру на Нила Сорского, который поселился за монастырской оградой (его последователь у Достоевского «проживал […] за скитской пасекой […] в старой, почти развалившейся деревянной келье, поставленной тут еще в древнейшие времена» (14, 151)), который пренебрегал формальной обрядностью (отец Ферапонт «у обедни […] редко появлялся» (14, 152)) и который учил воздерживаться от многоречия, не быть «скороглаголивым»[324] (соперник Зосимы был известен как «великий постник и молчальник» (14, 151)). Рассказчик в «Братьях Карамазовых» передает слухи о том, что

…отец Ферапонт имеет сообщение с небесными духами и с ними только ведет беседу, вот почему с людьми и молчит.

(14, 152)

Перед нами безусловное обессмысливание исихастской убежденности в том, что можно — с помощью особой техники поведения — партиципировать Божественную энергию. Сверх всего, отец Ферапонт окает, обнаруживая свое происхождение с Волги, — в Заволжье вел свою монашескую жизнь Нил Сорский.