Роман в письмах. В 2 томах. Том 1. 1939-1942

Остались ли Вы для меня прежней? — после Вашего письма 8.VII? Вы — жизнь для меня, все, все. Если бы я смел все сказать Вам! — но это безнадежно, больно. Ваше последнее письмо меня изумило, кинуло в восторг, я целовал строки. _К_а_к_ Вы сказали..! Про звезды — «глубоко тонут и в прудочке»! Милая, да помните ли, _к_а_к_ Вы написали!? и это ночное — «и чуть-чуть страшно», — когда глядите из окна на пруд! и о «золотой дороге», когда шли в закате, меж ячменей (!) — как отвечала земля «сиянием»! И — «как мало слов в нашем богатом языке»! Да перед этим меркнет фетовское «Как беден наш язык..! хочу — и не могу!» — А день 9.VII Вы — огромное дарование! Целую Вас, милое дитя мое, Вы же дитя мое, свет мой. А это — «равнодушно смотрела на солнце и не хотела его видеть»! Это так _в_е_р_н_о, когда больна душа! Если бы Вы глядели в мое сердце! Если бы Вы _з_н_а_л_и, что мной пережито! Часть, только часть страданий оставил я в своем «Солнце мертвых»¹⁰⁸! Я с изумлением вижу, что живу еще… Нет, я не жалоблюсь, не утешения ищу, говоря так. Я с ужасом вижу, что живу. Я не должен жить после всего, что было. Простите это ненужное отступление «к себе». Знайте, что Вы — огромное дарование, — ума и сердца. Это не похвала, не обмолвка сгоряча, не в освещении от Вашего света сказано! не в ослеплении. Вы — дар Божий. Помните это, это — обязывает. Расскажите мне о себе, все, все, что сердце позволит. Зачем Вы — в чужой стране?! за-чем?!.. Когда уехали из России, как учились, жили. Как могли _п_р_о_г_л_я_д_е_т_ь_ Вас?!! Я в ужас прихожу, когда подумаю, что мог не встретить Вас… хотя бы в письмах. Нет, я не мог не «встретить» Вас. Я знаю, — это было _н_а_з_н_а_ч_е_н_о_ — и потому — исполнилось. Ваши письма — жизнь мне, великое испытание: я вижу в них, как я ужасно счастлив, и как же я несчастен! Это — «прощальная улыбка»¹⁰⁹ за мой _п_о_ж_а_р. Всю жизнь горел, в воображении. Сжег ее и для Оли, и для себя… Теперь — «не цвести цветам зимой по снегу». Как сказано чудесно, и как же горько! Ну, что же, пора смириться. Воли наковал, кажется, за жизнь.

Не могу выслать портрета. Отличный фотограф-художник слишком омолодил меня, снял все морщины. Я — и не я. Я предложил восстановить «натуру» — ответ: «написавший „Неупиваемую чашу“ не может стариться, я _т_а_к_и_м_ Вас представлял, таким и вижу, таким и дал». И еще: «когда Вы говорите с жаром, как вот со мной, Вы — еще моложе». Он в тот же день должен был уехать на отдых, (я захватил его на отдыхе) но обещал скоро попытаться исправить. Очень удачно, но я не посылаю Вам. Вообще, с фотографиями мне не везет: я — и не я, — лицо у меня слишком изменчиво. Фотограф (7-го авг. снимал) сделал до 20 «видов»-прикидок, — и все откинул: очень грустное лицо выходило. Наконец «схватил» — и вышло — нет, я не такой. Нет печали, правда, есть — _п_о_р_ы_в_ — но нет моего «характера». Yves'y[82] понравилось «это ты когда возил меня на велосипеде» (лет тому 12). — Для моих читателей — сошло бы, но не для Вас. 11-го послал Вам лекарства. 4-го — «Неупиваемую чашу», через Берлин. Позволил себе выписать для Вас газету. Прочтите в № 30 статью — «Жизнь подсоветская», — такие массажи нужны. Знаете ли мое «Солнце мертвых»? Там — все. Как живу? — спрашиваете. От письма до письма. (Вашего, конечно). Много читаю (подготовка к «Путям»). Не пишу. 4-го был самый счастливый день за все эти 5 лет: Ваше «золотое» письмо. Я целовал его, как юноша, Тоничка¹¹⁰ мой (из «Истории любовной»). И читаю каждый день, как молитву. Да… я давно не получал сухого цветочка в письме, — почему? Не потому ли, что когда-то написал Вам, что хотел бы Вам послать, да смутился… «сантиментальности». Да, потому? Но ведь это совсем другое… — мне или Вам. Умная, Вы понимаете. Прилагаю возвращенную мне открытку — тогда еще не было разрешено писать в Голландию. О здоровье? — Кажется, здоров, неважно. Хотя бы во сне увидеть Вас! Снимок с цыплятами — чудесно, в голландском вкусе. Особенно мне понравился 3-й слева — радостный такой. А вот у кролихи взгляд скорбный, — думы об участи потомства. Вы милы — юны (и нервны) (почему так скривились?) У Вашего мужа приятная улыбка. Мама — приятная помещица. Кланяюсь ей низко-низко, — дать жизнь _т_а_к_о_й! Целую Вашу руку, мое живое небо! Башенка — очень живописно. А в пруду-то чувствуется карась… травка такая. Почему-то за деревьями вода мне чувствуется. Оля, не для Вас места сырые… Милый друг, шлю Вам — «покойной ночи, дорогая!» Сейчас без 20 минут 12. Слушаю Бетховена. Смотрю на Ваш портрет. Он вот, на камине, рядом. Единственная, неповторимая…

Ну, ради Господа… не томите меня, пишите! Ваш Ив. Шмелев

[На полях: ] 26-го VII я страшно тосковал — что с Вами было? Слава Богу?

Пришлите же мне глаза!

35

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

24. VIII.41 воскресенье

Дорогой Иван Сергеевич!