Роман в сонетах (сборник)

на краткий миг сверкнет алмазом

и поэтическим рассказом

подобным музыкальным фразам

напомнит о своей судьбе.

Но повинуясь вдохновенью,

как зову дальнего родства,

пойму ли я ее слова –

СУДЬБЫ НА ГРАНИ СВЕТА С ТЕНЬЮ?

Найду ли ключ к ее игре,

игре причудливой и хрупкой,

как мудрый комиссар Мегре,

слегка попыхивая трубкой,

бесплодный поиск прекратив,

послушен смутному наитью,

как сказочник и … детектив

влеком единственною нитью?

Что сказочник – простой моряк

на корабле своих фантазий,

плывущем сквозь бездонный мрак

от берегов европ и азий,

когда по курсу корабля

встает вдали, светлея бледно

ОБЕТОВАННАЯ ЗЕМЛЯ

ЖИВЫХ, ИСЧЕЗНУВШИХ БЕССЛЕДНО…

«Земля!» – воскликнул капитан,

и, вздрогнув, сказочник очнулся.

Пред ним пустынный океан

пустынным берегом замкнулся.

Как все, не отрывая глаз,

глядит и он перед собой, а

у странно правильных террас

не видно и следа прибоя!

Отвесно в зеркало воды

уходят мощные ступени

и пропадают их ряды

в их бесконечном отраженьи.

А воздух возле корабля

наполнен странным эхо, странно

коверкающим крик «Земля!»,

слетевший с губ у капитана.

– Напоминает Дантов ад, —

подумал сказочник со страхом, —

Не повернуть ли нам назад

от этих каменных громад,

воздвигнутых с таким размахом?

Хоть в экипаже корабля

Здесь тридцать два энтузиаста,

Но им подобная земля

Встречалась, думаю, не часто…

Но к ней приблизившись совсем,

корабль его скользил меж тем

вдоль гладких вертикальных стен

непостижимого масштаба,

скользил как будто взятый в плен

старинным пением сирен,

скользил, не опуская трапа,

скользил три ночи и три дня

сквозь полумрак без дня и ночи,

где только эхо болтовня,

смеясь, рыдая и звеня,

пришельцам головы морочит…

Непостижим, необитаем,

чем был он – адом или раем –

тот мир, который камень скрыл,

сплошной, без швов и стыков, камень?

…Но сказочник пока курил

и разводил, как все, руками…

Как все он тоже был смущен

им непредвиденным барьером,

как все, не постигал и он

пути к барьером скрытым сферам.

И хоть он знал, что не найти

к ним по поверхности пути,

ему не нравился банальный,

хоть и единственный здесь ход –

СВЕТЯЩИЙСЯ ВОДОВОРОТ

на неподвижной и зеркальной

иссиня-черной глади вод.

Но он возник на их пути

огромной гибельной воронкой

совсем внезапно… и сторонкой

его уже – не обойти.

Так долгожданные ворота

открылись перед кораблем

воронкою водоворота,

ведущей вниз – сквозь водоем!

И хоть подобного не ждали

ни капитан, ни экипаж,

в организованном аврале

был мигом убран такелаж.

Молниеносно те же руки

задраили стальные люки

и сказочник был среди них,

работая за четверых.

Своей физической работой

владел он так, как пианист

владеет, глядя в нотный лист,

любою клавишей и нотой.

В такой ответственный момент

он вел мелодию оркестра –

был экипажем диксиленд,

был капитаном их маэстро.

И заскользивший по спирали

его корабль пошел ко дну,

врезаясь в светлую волну

голубоватым блеском стали,

пошел почти по вертикали

в неведомую глубину

и дно имевшую едва ли…

Но в полости водоворота

пучина не была темна –

ее струистая стена

слегка светилась отчего-то.

При этом сам водоворот

воронкою им лишь казался –

диаметр потока вод,

образовавших этот ход,

как замкнутый гигантский свод,

не убывал, не сокращался,

и только в глубине, вдали,

сверкающим калейдоскопом

сливались струи и цвели

то астрой, то гелиотропом.

И так прекрасен был узор,

в который складывались пятна,

что, отвести не в силах взор,

никто уж не смотрел обратно,

забыв мгновенно мир иной

над этой радужной могилой,

влекомый чудной глубиной,

хранимый центробежной силой.

А сказочник?…Он взял пример

со сказки Кэрролла – с Алисы –

и в область неизвестных сфер

вступал, совсем не глядя вниз, и…

и лишь глазел по сторонам,

наскуча медленным паденьем,

как-будто, как Алиса, там

надеялся увидеть сам

шкаф с апельсиновым вареньем,

в котором был и мармелад…

И так должно было случится,

что он случайно бросил взгляд

сквозь выпуклую чечевицу

иллюминатора – назад.

Он вверх взглянул, как из колодца,

и там над стенами воды

увидел то, что удается

немногим видеть – ЛУЧ ЗВЕЗДЫ!

И сказочника осенило –

Он понял, что водоворот

Образовала этой вот

ЗВЕЗДЫ ТАИНСТВЕННАЯ СИЛА,

которая лучом пронзила

тяжелый панцирь черных вод.

И понял он, что только так

здесь свет пронизывает мрак!

И что совсем, совсем иное

здесь – за светящейся стеною!

И тотчас гулким коридором

помчался он к тому окну,

завороженные которым

смотрели все безумным взором

в сияющую глубину…

По неестественности поз

и моряков и капитана

он понял, как силен гипноз,

как глубока его нирвана,

напомнившая, как ни странно,

ему все то, что перенес

он у органа и экрана –

боль неосуществимых грез,

непреходящих, как преданья,

единственно святой закон

для каждого, кто наделен

ВЫСОКИМ ДАРОМ СОСТРАДАНЬЯ.

Блюститель этого закона,

судья, болельщик и игрок

в безумном реве стадиона –

вновь сказочник был одинок.

И вновь, стряхнув с души кольцо

видений ящика Пандоры,

одной рукой закрыв лицо,

другою он задернул шторы…

Но не исчез глубинный свет –

он все пронизывал, как-будто

светилась им сама каюта,

а мрака не было и нет…

И вновь вошел во вкус работы

в себя пришедший капитан –

был тотчас им команде дан

приказ – прибавить обороты!

И сказочник был поражен

его насмешливой отвагой,

(хоть тот, кто стал морским бродягой,

тот сказочником был рожден).