Читаем Роман в сонетах (сборник) полностью

Ты ждешь, пока в пустых строках романа

Кровь не размоет высохших чернил.

68

Пожертвовал бы я своим “героем”,

Когда б “героем” этим не был сам.

Приятно кончить барабанным боем

И облегченно волю дать слезам:


“Покойник был поэт, а каково им

Всю жизнь, как в детстве, верить чудесам?

Во имя бреда жертвовать покоем

Своим и не давать покоя нам?


“Покойник был вообще довольно мил.

Жаль только, что бедняга поспешил —

Не дописал своей последней строчки.


Покойник был вообще довольно смел.

Жаль только, что бедняга не сумел

Не в жизни, а в стихах “дойти до точки”.

69

Только в воскресенье я тебя не вижу.

Только в воскресенье – незачем спешить,

Чтобы встать пораньше, чтобы быть поближе,

Чтобы сам не знаю, что тебе внушить.


Выжил из ума я или просто – выжил?

Это ты лишь можешь правильно решить.

А пока что, молча, на судьбу обижен,

Я стою в сторонке, чтоб не мельтешить.


Ты проходишь мимо. В понедельник – мимо,

И во вторник – мимо, и в субботу – вновь.

И тебя не тронет участь нелюдима,


Только, чуть нахмурясь, изогнется бровь.

А ему-то надо – все и ничего —

Ласкового взгляда, взгляда твоего.

70

С точки зренья посторонних,

Знаю, я – ничтожен:

Как отвергнутый поклонник,

И как верный – тоже.


Я для них – живой покойник,

Сколько бы ни прожил

В областях потусторонних,

На Парнас похожих.


Знаю: в том, что я – поэт,

Удивительного нет:

Говорят, всегда излишек


Эдаких поэтов…

Кто ж из них тебе напишет

Семьдесят сонетов?

71

Я томился, как в копилке,

Но твоею лаской

Извлечен был из бутылки,

Как Хоттабыч в сказке.


Чудеса! Чешу в затылке:

Колобродят в пляске

Поэтические жилки

Вековой закваски.


Но тебе – не до чудес.

Зря я из бутылки лез.

И из кожи – тоже.


Джинн обижен, но ему

“Лезть в бутылку” – ни к чему:

Это не поможет.

72

За стальной полтинник на Кузнечном рынке

(Это по пути мне и не далеко),

Может, по привычке, может по старинке,

Но купить цветы мне – для тебя легко.


Не торгуясь долго, с ходу, без волынки,

Не задумываясь слишком глубоко,

Я куплю цветочки у седой грузинки,

Даже вспомню что-то вроде “Сулико”…


А потом я вспомню, что цветов – не надо,

Так как ты не любишь долго быть в долгу.

Что стальной полтинник! Всю казну Багдада


Я бы отдал, только чем тут помогу?…

Может быть, поможет выслать заказным

Тысячу сонетов из своей казны?

73

Тысяча сонетов! Это слишком много.

Тысяча сонетов!.. Тут простой подсчет:

Если в день по штуке – нужного итога

Я смогу достигнуть лишь на третий год.


Ну, а если взяться честно, без подлога,

То на этот “подвиг” десять лет уйдет!

Замысел достойный, но в душе тревога:

Станешь ли ты ждать-то? Время-то не ждет.


В век преодоленья звуковых барьеров

Нет таких рекордов, нет таких примеров,

И, наверно, все же это неспроста.


Да и я бы, право, рассуждал иначе,

Если бы талантом был я побогаче…

Может быть, поладим мы на первых ста?…

74

Всегда я был смешон, застенчив, робок,

Всегда я пред тобой благоговел.

Скрывая дрожь священного озноба,

Его преодолеть я не умел.


Как это точно сказано: “ зазноба “ —

“Озноб” здесь от “заноз” любовных стрел.

Недаром только в лексиконе сноба

Эпитет этот места не имел.


Я мог бы вскрыть связь нравственных основ

С лингвистикой, с корнями разных слов…

Но это лишь обманчивая внешность,


Но это только – призрачный покой:

В разлуке – неистраченная нежность

Становится мучительной тоской.

75

“Человек, хоть будь он трижды гением,

Остается мыслящим растением…”

С. Маршак

Как зимой наступившее лето,

Как восторг ставшей явью мечты,

Мне как будто приснилось все это:

Замок в пушкинском парке и ты.


В ботиках и в пальтишко одета,

Ты читала стихи про цветы,

Не мои, а другого поэта, —

Я был нем, как под снегом кусты.


А теперь весь покрытый листами

В кровеносных прожилках стихов

Я тянусь к тебе всеми ветвями,


Нежным лепетом всех лепестков.

И как солнышко светом сквозь тучи,

Ты меня то ласкаешь, то мучишь.

Часть четвертая

“Не говори, водитель, гоп,

Увидев на асфальте: стоп.”

Правило уличного движения

76

“ Мечтанью вечному в тиши

Так предаемся мы, поэты,

Так суеверные приметы

Согласны с чувствами души.”

А. Пушкин

Московское шоссе, дом двадцать пять,

Автобус триста восемьдесят третий… —

Стихи – твой точный адрес – и опять

Ты пробуждаешь музыку в поэте.


Случайно ли так музыке подстать

Все, что с тобою связано на свете?

Я это не пытался объяснять:

Я этому поверил как примете.


Есть множество загадочных примет.

Одни – приметы неудач и бед,

Другие – счастья, скажем – две макушки.


Я верю в них, надежду затая,

Я верю, что не зря, любовь моя,

Тебя зовут – Любовь, а город – Пушкин.

77

“ В ожидании тебя

Я промок до нитки.

Ты должна, меня любя,

Возместить убытки.”

Шутка

Мне снилась ты, любимая моя,

Мне снилось, что ты ласкова со мною,

И с трепетом надежд проснулся я

И грезил целый день тобой одною.


Тобой одной, избравшею меня,

Тобой одною, ставшею родною…

Но холод и сырая трезвость дня

Смеялись над иллюзией ночною.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1820–1830-х годов. Том 2
Поэты 1820–1830-х годов. Том 2

1820–1830-е годы — «золотой век» русской поэзии, выдвинувший плеяду могучих талантов. Отблеск величия этой богатейшей поэтической культуры заметен и на творчестве многих поэтов второго и третьего ряда — современников Пушкина и Лермонтова. Их произведения ныне забыты или малоизвестны. Настоящее двухтомное издание охватывает наиболее интересные произведения свыше сорока поэтов, в том числе таких примечательных, как А. И. Подолинский, В. И. Туманский, С. П. Шевырев, В. Г. Тепляков, Н. В. Кукольник, А. А. Шишков, Д. П. Ознобишин и другие. Сборник отличается тематическим и жанровым разнообразием (поэмы, драмы, сатиры, элегии, эмиграммы, послания и т. д.), обогащает картину литературной жизни пушкинской эпохи.

Константин Петрович Масальский , Лукьян Андреевич Якубович , Нестор Васильевич Кукольник , Николай Михайлович Сатин , Семён Егорович Раич

Поэзия / Стихи и поэзия