Роман века

- А издатели, если вы не знали, те же люди! - заорал Зайцер. - У них есть семьи, у их детей есть семьи, и все они хотят свой кусок хлеба с маслом и колбасой!

- Да, мы не враги себе, - покивал Двудумов. - И несмотря на все очевидные достоинства вашего романа, ни выйти за рамки существующих уложений, ни ущемить права коллег ваших по перу, ни выложить на алтарь цивилизации собственные премиальные мы не можем.

- Что же получается, - проговорил Рагозин. - Вообще не печатать? Забыть, что он был, мой роман, и жить так?!

- Это исключено, - жестко сказал Двудумов. - За кого вы нас принимаете? Мы что - церковная цензура, по-вашему? Душители вольностей? Или, может быть, эпоха застоя не канула в Лету? Обкрадывать мировую культуру, детей наших и внуков... Да как вы могли?!

- Все они одинаковы, - прохрипел Зайцер, подавившись табачным дымом. - Только о себе, только о своих мелких нуждишках. Никакой ответственности перед будущим!

Рагозин покосился на девушку Митрофанскую. Та сидела, как изваяние, стиснув между пальцев потухший окурок, по выцветшим ее щекам текли крупные слезы.

- Что же получается, - повторил Рагозин. - Тупик?

- Сразу и тупик, - сказал Двудумов. - Да нет... Лабиринт! Лабиринт, возлюбленный наш Михаил Вадимыч. И, как из всякого лабиринта, из нашей ситуации есть по меньшей мере один выход.

- Сжечь?.. - горько спросил Рагозин.

- Я т-те сожгу! - зарычал Зайцер. - Все бы вам жечь, ипохондрики, космополиты недобитые!

- Никто из здесь присутствующих не позволил бы вам совершить подобный акт вандализма, - веско заявил Двудумов. - Да и те два экземпляра, что вы нам сдали, хранятся в директорском сейфе с кодовыми замками. Лично я вижу выход в другом.

- Конечно! - воскликнул Зайцер. - Ну, подождем сколько надо, ну, помаемся... Пусть я не доживу, у меня язва, вы, Эдгар Евлампиевич, не ровен час не доживете, зато потомки нам спасибо скажут и в пояс поклонятся!

- Не понимаю, - в который уже раз сказал Рагозин. - Что за выход такой? Он действительно есть? Что ж мы тогда не выходим этим выходом? Я готов...

- Он готов, - фыркнул Зайцер.

- Ловлю вас на слове, - отечески улыбнулся Двудумов. - Дай бог, как говорится, дай бог... А выход, прелестный наш Михаил Вадимыч, заключается в том, чтобы, не откладывая в долгий ящик, не теряя ни минуты драгоценного времени, не отодвигая от удаленнейших ваших читателей сладостного мига обручения, простите некоторую вычурность слога, с гениальным творением вашим, - чтобы вам немедля умереть.

Рагозин потряс головой.

- Виноват, не расслышал, - сказал он тупо.

- Все вы расслышали, - мрачно произнес Зайцер. - Просто кишка тонковата такие вещи на слух принимать.

- Умереть, Михаил Вадимыч, - сказал Двудумов. - "Скончаться. Сном забыться..." Прямо сегодня, сейчас. В этой вот квартирке, за которую и цепляться-то особого резона нет.

- Умереть?.. Зачем?!

- Как только вас не станет, - пояснил Двудумов, - сей же момент включается незримый счетчик. И начнет он отсчитывать секунду за секундой, минуту за минутой... и так долгих двадцать пять годочков. И едва истекут эти двадцать пять лет, ваш роман немедленно будет издан.

- Любым тиражом, - подтвердил Зайцер. - Пока все не получат. Чтобы безо всякого там чуждого нам ажиотажа. Чтобы в каждый дом, на каждую полку, в хрестоматии, в роман-газеты!

- Вот именно, - подхватил Двудумов. - Через двадцать пять лет мы получаем право не платить гонорар, эти несусветные деньжищи, которые просто немыслимо истратить за одну человеческую жизнь, вашим наследникам. Сыну вашему от первого брака, например.

- Неудачно все сложилось, - сказал Зайцер с досадой. - Кабы не сын прямо завтра бы запустили в производство. Что бы вам годиком раньше было не разойтись?

- Ну, необходим еще компетентный отзыв, - мягко напомнил Двудумов.

- На хрен этот ваш отзыв, - сказал Зайцер. - Вам дай волю - вы и Достоевского бы с Толстыми рецензировали да на доработку возвращали... Это я взял бы на себя и утопил бы вас в отзывах. Любого формата и любого объема.

Рагозин сидел оглушенный. Девушка Агата Ивановна глядела на него и молча рыдала.

- Так, может, вы и сына моего... того? Уговорите? - спросил Рагозин неповинующимися губами.

- Нет, вы так ничего и не поняли, Михаил Вадимыч, - промолвил Двудумов. - Мы не звери, не убийцы...

- Я знаю, кто вы, - пробормотал Рагозин.

- Стервятники, - нетерпеливо подсказал Зайцер. - Слыхали уж. Давайте-ка закругляться, время позднее, а мне на другой конец города, завтра вставать ни свет ни заря.

- Не торопите, Лев Львович, - поморщился Двудумов. - Что вы, ей-богу... Дело серьезное. Человек сам должен осознать. В конце концов, поймаем такси.

- Я не миллиардер на такси раскатывать, - огрызнулся Зайцер. - Не Мэрдок, не Шпрингер какой!

- Ну, я дам вам в долг, - рассердился Двудумов.

- Это глупо! - крикнул Рагозин, теряя рассудок от жутких предчувствий. - Несправедливо! Я же молод, полон сил! Я могу писать еще долго! Я напишу роман в сто раз лучше этого! А что я напишу мертвый?!