Роман женщины

«Милостивая государыня. Я два раза приезжала к вам, не удостоившись чести быть принятой. Я прощаю иногда причиненные мне страдания, но никогда — оскорбление. Я отсылаю вашему мужу, которому некогда и сама принадлежала, ваши письма де Грижу, моему, или лучше, нашему любовнику. Юлия Ловели».

В это время вошла Генриетта.

— Отдала ты пакет? — спросила ее Юлия строгим голосом.

— Отдала, — отвечала не без замешательства Генриетта.

— Хорошо! Прикажи Жану отнести эту записку по адресу.

XI

«Что делать, что делать? — говорил растерявшийся и обезумевший Леон. — Каждая минута, проведенная мною в бездействии, стоит годы счастья Мари».

Какие только соображения и предположения не приходили ему в голову — и все они распадались в прах при одном слове «невозможно!». Состояние, жизнь, честь — все готов он был отдать за средство спасти Мари — и не находил этого средства. Волей-неволей надо было ждать хода дел, потому что всякое насильственное действие могло иметь еще большую огласку.

Но каким образом сказать обо всем этом г-же де Брион? На такой подвиг он не находил в себе достаточно храбрости; он без цели блуждал по улицам Парижа, и вечером, не зная как, Леон очутился в клубе. Да и куда ему было деваться: ни к себе, ни к Мари он не смел зайти.

Между тем вернулся Жан, доставивший по адресу записку Ловели. Она потребовала его к себе.

— Г-жа де Брион была дома? — спросила она его.

— Точно так.

— У нее никого не было?

— Нет, у нее был граф д’Ерми.

— Хорошо, что она тебе сказала?

— Она спросила ваш адрес.

— Ты сказал его?

— Да.

— Меня ни для кого нет дома; помни это.

Оставшись одна, Юлия смутилась. Она ждала теперь посещения Мари, и как ни был тверд ее характер, но, становясь на дороге другой женщины, она не могла не чувствовать этого смущения. Чтоб ободриться, она напомнила себе причины, побуждавшие ее к мщению, стараясь не разбирать движений своего сердца, потому что в глубине его она чувствовала невольное угрызение совести.

— Прочь раскаяние! — вскричала она, наконец. — Теперь уже не воротишь того, что сделано.

Часов в десять ей доложили, что какая-то дама желает ее видеть.

— Меня нет дома.

— Но приезжая так настоятельно хочет вас видеть, говоря, что дело не терпит отлагательства, я решился доложить о ней.

— Кто она такая? — спросила Юлия, как бы не зная заранее посетительницы.

— Она не говорит своего имени.

— Пусть скажет; я не принимаю тех, кто не хочет назвать себя.

Жан воротился и принес карточку.

— Г-жа де Брион у меня! — вскричала Юлия, как бы от удивления и вместе с тем нарочно, чтобы Жан слышал. — Проси ее.

Мари вошла. Вуаль скрывала бледность ее лица, и едва только она увидела Юлию, как ноги изменили ей, и она скорее упала, чем села в кресло.

Между тем вот что происходило.

Мари, как сказал Жан, была с отцом в то время, когда ей подали записку Юлии. Неожиданность и ужасное содержание этого послания до того поразили бедную женщину, что граф д’Ерми подошел к ней, желая видеть, чье послание могло произвести такое действие; но Мари бессознательным и быстрым движением руки бросила в камин еще недочитанное письмо, смысл которого и почерк поразили одновременно ее глаза и мысли.

— Спросите адрес, — могла проговорить только г-жа де Брион.

— Что такое в этом письме? — спросил граф.

— Ничего, папа, — отвечала Мари, протягивая ему руку.

— У тебя есть от меня тайна?

— Нет, нет, добрый папа.

— Дурная весть?

— Право нет, деловое письмо.

— Отчего же ты побледнела?

— Я испугалась звонка; да и начало письма показалось мне худою вестью, и я испугалась за Эмануила, а между тем, оно касается весьма обыкновенного дела, которое даже не помешает мне заснуть.

И Мари посмотрела на часы.

— Ты выгоняешь меня? — заметил граф д’Ерми.

— Какая мысль, папа, возможно ли это?

— Значит, мне не о чем беспокоиться, и я могу оставить тебя. Итак, до завтра.

— До завтра.

Но граф не успокоился. Это письмо заставило его подозревать существование какой-то тайны, тем более что нетерпение, с каким Мари дожидалась его ухода, не осталось им не замеченным. Однако Мари проводила отца до передней, поцеловала его, и он вышел.

Вернувшись к себе в комнату, Мари позвонила и так сильно, что удар звонка поразил ухо графа, не успевшего еще сойти с лестницы; граф подумал, что она зовет горничную, и продолжал спускаться, но вдруг человек, посланный куда-то г-жою де Брион, пробежал мимо него по той же лестнице.

— Куда ты? — спросил граф бегущего слугу.

— Приказать закладывать лошадей, — отвечал он.

— Хорошо, ступай!

Граф остановился в раздумье, спрашивая себя, куда бы так поздно могла ехать его дочь. Первым движением его было воротиться, но, подумав немного, он продолжал свою дорогу. Выйдя на улицу, он отпустил свою карету, подозвал фиакр, велел ему остановиться на некотором расстоянии и спрятался за угол.