Романовы

– О таких вещах не стоит рассказывать в присутствии великих княжен.

Мы засмеялись. Мария откинула с лица прекрасные каштановые волосы, и ветер подхватил их так, что она могла бы угодить прямо на обложку журнала.

Заш расслабился – словно принося физическое извинение за свое раздражение.

– Заш? У вас были какие-нибудь любимые летние развлечения? – я произнесла это самым добрым и заинтересованным тоном, пытаясь показать, что наши воспоминания могут иметь не так уж много отличий.

Он схватил наживку, вернее, поддразнил меня и сдался.

– Плавал. Рыбачил. Ел строганину. Проводил дни на берегу реки. Готовил мясо на костре. – По мере того как он говорил, его речь становилась все более расслабленной. Ностальгической. Путь к детству, свободному и вольному. Как он оказался большевиком? – Вот что такое лето для меня.

– Я никогда не готовила себе мясо на костре. – Мой рот наполнился слюной при мысли о жирной баранине, пропитанной специями, зажаренной на ободранной ветке или вертеле.

Заш улыбнулся какому-то воспоминанию, которое оставалось недоступным для меня.

– Значит, вы еще не жили.

– Назад в дом! – крикнул Авдеев с порога.

Я перевела взгляд на папу. Как и ожидалось, он послушно поднялся, подхватив двух собак Татьяны. Та подтолкнула мамино кресло с Алексеем.

Иван помог Марии подняться на ноги. Я вскочила прежде, чем Заш почувствовал, что ему придется сделать то же самое. И мы все отступили в дом, как закованные в кандалы покорные рабы. Но вместо воображаемых цепей на этот раз я несла на плечах трофеи победы.

Разговор оказался нелегким, но каждый раз общаясь с Зашем, я немного больше начинала понимать, почему он был так зол на нас. И как только я смогу развеять эти недоразумения, уверена, мы найдем союзников, которые помогут нам бежать.

11 июня

– Боткин, вы спаситель! – Слабый мамин голос тронул наши сердца. Наш любимый доктор поделился с Авдеевым профессиональными опасениями о нашем здоровье, и комендант разрешил ему попросить сестер местного монастыря помочь с питанием.

Корзины с яйцами, молоком, сливками, мясом, колбасой, овощами и пирогами прибыли к воротам Ипатьевского дома, несомые монахинями. Комендант Авдеев забрал большую часть для себя и своей охраны, но каждый кусочек, который мы получали, был для нас дороже драгоценностей в нижнем белье.

Папа молился над каждым ломтиком, прежде чем разделить все поровну.

Это стало обычным делом, и я была так признательна сестрам, что написала им длинное благодарственное письмо. Постояла у двери на лестничную площадку несколько минут, но так и не позвонила в колокольчик. Отдаст ли Авдеев им мое письмо? Трудно представить, что он это сделает. Если нет, я мало что потеряю, но попытаться стоит. Сегодня мое воодушевление невозможно было подавить.

Я дернула за шнур. Дверь открылась, и я оказалась лицом к лицу с Зашем.

– О! – Я отступила назад, сердце неуклюже подпрыгнуло. – Здравствуйте.

– Добрый день, – ответил он. Хороший день.

Теперь, после нескольких дней правильного питания, мне было так весело, что я практически сияла.

– У меня есть письмо для сестер.

Что-то изменилось на его лице – появилась не улыбка, а какая-то теплота.

– Они очень щедры.

Я была уверена, что он оценил принесенные продукты так же высоко, как и мы, поскольку Авдеев утверждал, что его солдаты тоже нуждаются в пропитании.

– Мы так признательны.

Я думала о том, сколько этих солдат занимали свои посты, потому что им нужны были деньги. Как все они теснились в подвальных этажах Ипатьевского дома – гораздо более душных, чем наши пять комнат? Несмотря на то, что над нами довлел тюремный режим, мы, вероятно, выглядели избалованными в их глазах.

Я протянула руку и коснулась Заша.

– Благодарю вас за то, что вы служите нашей прекрасной Родине. Я знаю, что наше положение могло бы сделать из нас врагов, но вам я столь же благодарна за преданность, как и сестрам за щедрость.

Тепло исчезло с его лица, сменившись маской безразличия, но я все поняла. Комплименты проглотить труднее, чем сухой черный хлеб, который мы раньше жевали на завтрак.

Я вспомнила один из стихов, которые папа читал нам из Библии, – что доброе слово отвращает гнев. У меня это не очень хорошо получалось, но, когда удавалось выдавить комплимент или любезность, я всегда видела результат.

В эту минуту мне хотелось, чтобы Заш услышал искренность и понял, что я не обижаюсь на него за то, что он вынужден исполнять приказы Авдеева.

Я постучала в дверь кабинета коменданта, Заш стоял рядом со мной. Она была заперта. Я постучала еще раз, и изнутри донеслось ворчание.

Заш протянул руку.

– Я отдам ему письмо, когда он… когда он освободится. – То есть когда протрезвеет.

– Спасибо, – я передала письмо Зашу и развернулась, чтобы пойти в нашу тюрьму, но тихий шепот солдата заставил меня остановиться.

– Недавно в городе была облава, и кое-что доставили в комендатуру. Возможно… возможно, вам стоит попробовать поискать еще раз. Чтобы помочь брату.

Я стояла, открыв в удивлении рот, опираясь рукой о дверную ручку. Он имеет в виду… У Авдеева появились чернила для заклинаний?