Из России вывозились железные и деревянные изделия, кожи, льняные ткани, западные сукна и, конечно, меха. С Востока и из Закавказья шли шёлковые и хлопковые ткани («киндяк»), шёлк-сырец, составлявший монополию царской казны, сафьян, замша, нефть, марена1, рис, пряности, драгоценные камни, «белый ладон»; московские дворяне ценили исфаханские сабли.
На рынок со своими продуктами выходили и землевладельцы, и крестьяне, поэтому в XVII веке наряду с барщиной и натуральным оброком в каждом пятом владении встречался денежный оброк. Например, в хозяйстве царского дяди боярина Ивана Никитича Романова в Коломенском уезде крестьяне пахали на барина по полдесятины за каждый двор, с каждых десяти дворов отдавали свиную тушу, трёх баранов, гуся, две утки, четыре курицы, круг сыра и платили по рублю.
Консервативный Михаил Фёдорович делал первые шаги на пути модернизации. Опыт Смуты показал, что дворянское ополчение и стрельцы по своим боевым качествам уступали войскам соседних государств. К тому же к реформам в армии подталкивала начавшаяся в Западной Европе «военная революция»: в практику военных действий вошли массовое применение артиллерии и ручного огнестрельного оружия — мушкетов и пистолетов, вместо средневековых рыцарских вассальных отрядов и ополчений появились постоянные регулярные армии. Необходимость снабжать их едой, фуражом, ночлегом, одеждой, оружием, амуницией, транспортом потребовала столь же радикальных изменений в финансировании, комплектовании, подготовке и обучении войск. Произошёл переворот в тактике и стратегии европейских армий: исход битвы решался теперь не короткой схваткой тяжеловооружённых рыцарей, а умелым маневрированием и массированным применением огнестрельного оружия. Для наибольшей его эффективности войска начали строиться линиями, стрелять залпами; кавалерия с холодным оружием и пистолетами атаковала галопом. Ответом на мощь ружей и пушек стало искусство фортификации, потребовавшее от строителей оборонительных сооружений инженерного образования и мастерства.
Поэтому при Михаиле с 1630 года началось формирование полков «иноземного строя». За границу был отправлен полковник русской службы шотландец Александр Лесли — нанимать пять тысяч «охочих людей пеших». Но наёмники обходились дорого и при невыплате жалованья могли перейти к противнику. В дальнейшем на службу в Россию приглашали только офицеров с патентами и рекомендациями.
«Свадебное дело»
В глазах западных политиков Московское царство оставалось полуварварской окраиной цивилизованного мира. Нового московского царя европейские короли признали, но равным себе не считали, и претензии московитов в брачной дипломатии считались неуместными.
В этом смысле для Михаила как государя и отца стала трагичной попытка выдать старшую дочь Ирину замуж за датского королевича. Московские послы в 1642 году попросили короля Христиана IV отпустить в Москву его сына, графа Шлезвиг-Голштинского Вальдемара. Тот уже побывал в Москве с посольством и оставил наилучшее впечатление: «волосом рус, ростом не мал, собою тонок, глаза серые, хорош, пригож лицом, здоров и разумен, умеет по-латыни, по-французски, по-итальянски, знает немецкий верхний язык, искусен в воинском деле» — одним словом, принц!
Но когда московские дипломаты заявили королю о необходимости перехода жениха в православие, то получили недвусмысленный отказ. Михаил Фёдорович, однако, от своего матримониального плана не отказался и прислал в Копенгаген ловкого и обходительного немца-купца Петра Марселиса. Посланец пообещал, что принуждения в вере принцу не будет; царскому зятю будут предоставлены обширные владения — суздальские и ярославские земли, почётное место при дворе и приданое на 300 тысяч рублей. Царский представитель подписал соответствующие обязательства, и в январе 1644 года Валь-демар прибыл в Москву, где был встречен с почётом: по свидетельству одного из его спутников, сам государь явился к будущему зятю с визитом, «обнимал его, очень ласкал, часто повторял, что лишился одного сына и на место его возьмёт в сыновья его графскую милость».
Уже через несколько дней патриарх Иосиф почтительно попросил гостя «верою соединиться». Королевич возмутился, стал ссылаться на договор и проситься домой, но получил ответ, что его не принуждают, а лишь уговаривают стать православным — в договоре же не написано, «чтоб нам вас к соеди-ненью в вере не призывать». Сам Михаил Фёдорович объяснял Вальдемару: «Не соединяясь со мною верою, в присвоеньи быть и законным браком с моей дочерью сочетаться тебе нельзя, потому что у нас муж с женою в разной вере быть не может... Отпустить же тебя назад непригоже и нечестно; во всех окрестных государствах будет стыдно, что ты от нас уехал, не соверша доброго дела».