Романовы. История великой династии

   Он успел сделать несколько шагов к конституции. После присоединения к России Финляндии в 1809 году там было образовано Великое княжество Финляндское, получившее довольно широкие права автономии и определённое подобие конституционного строя. Опыт Финляндии Александр считал лишь началом. Генерал барон Армфельд передаёт откровенные слова императора: «Я вам клянусь, что конституционные формы правления нравятся мне гораздо больше, чем неограниченная власть, в основе которой моя личная воля. Здесь (в Финляндии. – Е.П.) я не допущу ошибки, потому что в моём распоряжении все средства просвещения. Там (в России. – Е.П.) я наталкиваюсь почти всегда на давние, устоявшиеся привычки, которые заменяют законы».

   После войны 1812–1814 годов по условиям мира к России отошло герцогство Варшавское, которое в составе Российской империи «превратилось» в Царство Польское. 15/27 ноября 1815 года Александр подписал польскую конституцию. На заседании польского сейма он выступил с речью, в которой недвусмысленно дал понять, что это лишь начало пути: «Образование, существовавшее в вашем краю, дозволило мне ввести немедленно то, которое я вам даровал, руководствуясь правилами законно-свободных учреждений, бывших непрестанно предметом моих помышлений и которых спасительное влияние надеюсь я с помощью Божией распространить на все страны, Провидением попечению моему вверенные». Император поручил группе своих доверенных лиц во главе с Н.Н. Новосильцевым разработать проект российской конституции. Он был назван «Государственная уставная грамота Российской Империи», но в силу так и не вошел.

   Был Александр и принципиальным противником крепостного права. В Париже знаменитой писательнице баронессе Жермене де Сталь он сказал как-то: «С Божьей помощью крепостное право будет уничтожено ещё в моё царствование». (Восхищённая его идеями де Сталь писала: «Я от всего сердца желаю осуществления всего того, что дано совершить человеку, который представляется мне чудом, ниспосланным Провидением для спасения свободы, со всех сторон подвергающейся опасности».) Но действительное положение вещей диктовало осторожность и постепенность в решении этой задачи. В 1816–1819 годах по просьбе прибалтийского дворянства крепостное право было отменено в Эстляндской, Лифляндской и Курляндской губерниях. Александр думал осуществить реформу и в Малороссии, но украинские помещики возражали настолько открыто и бурно, что от этих планов пришлось отказаться. Тем не менее император поручил Аракчееву и министру финансов Гурьеву подготовить проекты крестьянской реформы.

   Но на рубеже 1820-х годов жизнь государя изменилась; казалось, в ней произошёл какой-то надлом. Александр всё чаще погружался в религиозные раздумья, оставлявшие тягостный след в его душе. Под влиянием баронессы Юлии Крюденер император увлекся мистицизмом. Он и раньше был религиозен, но вера никогда не выходила в его жизни на первый план. Теперь же он почти не расставался с Библией и носил в кармане конверт, который не показывал никому. После смерти Александра конверт открыли и обнаружили там листки с текстами молитв. Он взял под покровительство Русское библейское общество, его ближайшим духовным наставником стал архимандрит Фотий. «Призывая к себе на помощь религию, я приобрёл то спокойствие, тот мир душевный, который не променяю ни на какие блаженства здешнего мира», – признался Александр в 1818 году графине С.И. Соллогуб. В последние годы он искал уединения, а в его характере всё явственнее проступали черты безразличия ко всему мирскому, апатии и глубокого пессимизма. Что же произошло?

   В начале 1820-х годов Александр совершил несколько длительных поездок по России. Император непосредственно общался со своими подданными. Он посещал госпитали и тюрьмы, был на уральских заводах и в киргизских юртах, наблюдал жизнь землепашцев и бурлаков. Увиденное породило в нём глубокое разочарование. Он понял, насколько далеки его идеи и планы от реальной жизни, осознал, что так и не смог ничего осуществить. С горечью в 1824 году Александр заметил: «Когда подумаю, как мало ещё сделано внутри государства, то эта мысль ложится мне на сердце как десятипудовая гиря; от этого устаю».