Романовы. Век первый

Вот после этих, пока еще точечных, репрессий как раз и состоялись обращение к Константинопольскому патриарху и уже известный нам ответ. Однако честолюбивого Никона, уверенного в своей непогрешимости, не устраивали полумеры и отсрочки исполнения задуманного им. Ему нужна была победа – победа скорая и безусловная. Нашлись и люди, поддержавшие его.

В 1655–1656 годах с помощью патриарха Антиохийского Макария и митрополитов Сербского, Никейского и Молдавского, оказавшихся в Москве, собор русских епископов после нескольких попыток утвердил-таки отлучение от церкви всех двуперстно крестящихся православных христиан, придав тем самым малозначащим разногласиям принципиальный характер и доведя церковь и все русское общество до раскола. Но странное дело, в качестве расколоучителей в историю вошел не Никон, растревоживший консервативный по природе своей русский народ, а сторонники древнеславянского благочиния, веками устоявшихся обрядов и привычных ритуалов. Хотя, по большому счету, все эти обрядовые разногласия и разночтения русских и греческих богослужебных книг можно было бы снять без излишней поспешности и с меньшими потерями. Для этого Никону нужно было проявлять не властолюбие и гордыню, а терпение и готовность к взаимопониманию, особенно в той враждебной атмосфере, которую он сам создал вокруг себя вмешательством в мирские дела и чрезмерной строгостью и требовательностью к служителям церкви. Но куда там! Разве он – Великий Государь (!) – мог снизойти до рутинной разъяснительной работы? Нет, ему нужен был результат: всё и сразу.

Но он просчитался. Дело в том, что Алексей Михайлович был уже не тем податливым семнадцатилетним юношей, из которого еще недавно можно было лепить все, что угодно. К этому времени он уже ощущал себя царем, военачальником и дипломатом, в свои неполные тридцать лет испытавшим восторг побед и горечь поражений. И как когда-то Дмитрий Донской примерно в этом же возрасте стал тяготиться опекой со стороны митрополита Алексия, так и Алексей Михайлович возревновал к своему вчерашнему «особенному другу», им же в пылу юношеской привязанности наделенному титулом Великого Государя. Царя уже не устраивала и концепция Никона, согласно которой христианское государство крепнет и процветает лишь при наличии богоугодной диады патриарха и царя, в которой патриарх ведал бы божественными аспектами человеческого общества, а царь – земными. Согласно этому учению духовное ставилось выше земного, а патриаршество – выше царствования.

Так оно на первых порах и было, но по мере возмужания царя, приобретавшего в военных походах новых советников и помощников, а также по мере «бронзовения» патриарха, наживавшего своим деспотизмом недоброжелателей и врагов, ситуация стала меняться. Она усугублялась еще и тем, что Никон и Алексею Михайловичу не очень-то уступал, обращаясь с ним как старший с младшим и не считаясь с его мнением. Так, он, с легкостью проклявший купца за представление в патриархию неправильного счета за поставленный товар, отказал царю (!) и не отлучил от церкви двух дворян, изменивших тому в Польском походе. Алексей Михайлович терпел-терпел, а потом его перестало устраивать положение послушного ученика, и он, конечно же не без подстрекательства бояр, захотел восстановить верховенство монаршей власти над всеми сферами жизни в своем царстве, в том числе и над церковной. Но, в отличие от патриарха, царь не бросался в бой сломя голову, так как был сторонником постепенного развития событий. Начал он с нелицеприятных замечаний по поводу нарушения патриархом некоторых церковных обрядов, потом он устроил ему разнос за то, что тот отказался назначить своею властью на Киевскую митрополию московского ставленника и тем самым усилить мирскую власть Москвы духовной властью Московской патриархии над вновь приобретенными верноподданными. За этим последовали мелкие, но обидные уколы патриаршего самолюбия: то его забудут пригласить на официальный прием, то обнесут за столом, то не пошлют традиционного подарка от царских щедрот.

Скандал разразился в июле 1658 года во время приезда в Москву кахетинского царя Теймураза. Патриарх не был приглашен на эту встречу. Тогда он послал своего приближенного князя Дмитрия Мещерского узнать, что происходит в Кремле. Однако того ждала неласковая встреча. Ответственный за проведение этого «саммита» окольничий Богдан Хитрово не только не допустили его в палаты, но и нанес побои. Никон потребовал наказать виновного, но Алексей Михайлович разбираться в этом конфликте не стал. Хуже того, вслед за этим инцидентом последовал отказ царя присутствовать на двух патриарших богослужениях, в которых он традиционно принимал участие, и запрет властолюбивому иерарху называть себя Великим Государем. Последнее, видимо, и должно было указать первосвятителю на истинные причины охлаждения отношений.