Романовы

Духовные сановники, провозгласив «многолетие боговенчанному государю», кланяются царю ниже пояса и по выходу из собора по старому обычаю осыпают его золотыми и серебряными монетами. Осыпать бумажками было бы, конечно, не только дешевле, но и безопаснее, но за отсутствием ученых-экономистов в те поры до этого еще не додумались.

Царствование первого Романова как нельзя лучше доказывает, что профессия царя-самодержца вовсе не так трудна и тягостна, как это можно было бы предположить. Воистину, «чтобы быть царем, кому ума недоставало»! Проверить некому. Делай как хочешь, все равно казенные историки похвалят.

Летописи говорят, что встречавший царя народ «не мог от радости вымолвить ни слова». Оно и естественно!

Эпоха была исключительно тяжелая. До чего дошло запустение земли Русской, видно из описаний историков о том, что по всей дороге от Новгорода до Москвы встречались только пустые деревни с избами, полными трупов и костей. По улицам городов и деревень бродили волки и одичавшие собаки. По сведениям 1613 года, вокруг Калуги в уездах «не нашли ни крестьян, ни помещиков, и пашни проросли лесом». «Ниспровергнуто было и благолепие земли Русской, — говорит летописец. — Тогда было такое время, что люди и впереди спасения не чаяли».

«Была на Русскую землю такая беда, какой не бывало с начала мира. Были глады, моры и зябели на всякий плод земной. Велик был гнев Божий на людях в эти годы лихолетья. Звери пожирали живых людей, и люди людей ели. Великое было пленение людям».

Михаил Федорович в первую очередь налег на сбор податей.

Обычай праздновать именины (и на Антона, и на Онуфрия!), который в наши дни оставался уделом только околоточных надзирателей и, в лучшем случае, градоначальника, в те времена являлся монополией царя. «Поднесение царю подарков в день его ангела, тезоименитства тоже обратились в закон, — указывает Костомаров. — Все торговые люди должны были подносить царю подарки, которые отсылались на казенный двор и продавались. Нередко случалось, что купец покупал на казенном дворе ту самую вещь, которую когда-то подарил царю, и подносил ее государю в следующий раз».

Существовал, правда, обычай отдаривать принесших подарки, но на строгом соблюдении этого правила люди по вполне понятным причинам не настаивали.

Служилые люди жаловались, что поместья их разорены, доходов никаких нет и житьишко их худо. Но казна была пуста. Созвали Земский Собор и думали послать грамоты по городам и богатым помещикам — кто в Бога верует, гоните монету. С горожан, купцов и промышленников долгие годы брали огромные налоги-пятину, т. е. 20 % с капитала и всего имущества. «Людишки» не выдерживали. Многие забирали семьи и убегали в лесные места Севера. Немецкие купцы также покидали свою торговлю и уезжали на родину, указывая на невыносимую тяжесть казенных поборов.

Как рачительный хозяин, новый царь, пожаловав за патриотизм князя Пожарского из стольников в бояре, а Минина наградив поместьем и произведя в дворяне, приступил к переписи. Надо же было подсчитать, из чего состоит хозяйство: сколько бояр, сколько людей подлого звания имеется налицо и сколько прочего всего. Одновременно удалось добыть кое-где денег взаймы: немного дали капиталисты Строгановы, немного было получено в дар от богатых монастырей, 7000 рублей серебром прислал очень, кстати, дружественно настроенный шах персидский.

«Благочестивая инокиня» Марфа, «отрицаясь» за сына от престола, быть может, исполняла только требования хорошего тона, но объективно она была права. В те годы оказаться на русском престоле вовсе не значило сделать хорошую карьеру. Воистину печально было положение земли Русской: города русские в области Москвы до любого села на окраинах были в развалинах, пуста была казна, обезлюдели, «впали в ничтожество» внутренние области, обнищал народ.

Смоленск в то время был в руках поляков, и королевич Владислав, резонно ссылаясь на то, что Москва только что избрала его и торжественно присягнула ему на царство, шел походом на Москву. Новгородской областью владели шведы, обещавшие населению дать шведского королевича. Астрахань занимал батько Заруцкий с Мариной Мнишек. После того, как она последовательно побывала женой Лжедмитрия I и Лжедмитрия II, она вошла во вкус царствования и объявила царем своего сына Ивана. В Пскове появился свой самозванец, завладевший всей областью. Банды казаков, продолжая традиции «смутного времени», выдвигали то одного, то другого атамана и грабили, убивали мирных жителей, наводя ужас на целые области.

Любопытно, что хану крымскому все еще продолжали посылать ежегодную дань — так называемые «поминки». Но еще хуже, чем внешние обстоятельства, было, по словам летописца, состояние умов. Люди «измалодушествовались». Героями эпохи становились перебежчики, «перелеты» — те самые, кто ради жалованья по многу раз переходили от службы Шуйскому к самозванцу и обратно.

Если первому Лжедмитрию еще верили, то в самозванстве Лжедмитрия II никто не сомневался. Его так и звали — «тушинским вором», но, несмотря на это, «вор», как и прочие, был популярен.