– Ужас! – Жена поморщилась. – Будто вши беднягу облепили гроздьями. И сколько ты ухлопал за этого голого? – Да он копейки стоит.
– Ну, конечно. Так я и поверила. Купил. И что теперь? Даже сынишке стыдно будет показать.
– Ничего, я в баню унесу, – отшутился Ромка. – В бане все равны.
– Ага, сейчас. Мама в баню зайдёт, а там этот…
– И что он? Изнасилует её?
– Не болтай. Убери, чтоб я больше не видела. Иначе будешь ночевать в кабине лесовоза!
Щеки его стали покрываться белыми пятнами, желваки ходуном заходили. Он поднял статуэтку и хряпнул об пол – разлетелась белыми брызгами…
– Если ты ещё со мной будешь говорить подобным тоном, – предупредил он, стоя в дверях, – с твоею башкой будет то же самое. Запомни. Молодые, горячие, они и ссорились по пустякам, и мирились быстро, в основном по ночам. Ромка умел так жену приголубить – забывала обо всём на свете. И снова к нему приходила уверенность, что мир в семье – это всерьёз и надолго. Но потом в лесхозе выдавали получку, и Ромка Беженуца не отказывал себе в сердечной радости.
Вот, например, одна такая радость.
Лето на дворе. Июль переломился посредине. Хорошие деньки стоят – жара уже сползла с тёмно-синей крыши небосвода, редкие дожди пробрасывали, порождая по утрам тягучие туманы, в которых прятались грибы, друг за дружкой выходя из-под земли.
В пятницу после обеда Ромка получил свой трудовой, намозоленный заработок – от бумажек в кармане приятно распухло, от серебрушек и меди во время ходьбы задорно позванивало, будто парень шпору прицепил к ноге. Уверенно шагая, сам себя пришпоривая, Ромка пришёл на рынок. Осмотрелся хозяйским глазом. Не сказать, чтобы роскошный рынок был, но для райцентра ничего, сойдёт.
Ромка потолкался между рядами, поиграл на нервах торгашей.
– Что будем брать? – спрашивали Ромку.
– Да мне бы это… – он делал паузу, – вагон урюку и машину мыльных пузырей.
– Придурок, – шептали ему в спину.
А Ромка уходил и похохатывал – в душе у него назревало предчувствие праздника. Он задержался около прилавка с виноградом. Постоял, оглядывая гроздья. Руки засунул в карманы, попутно проверяя, на месте ли зарплата.
– Земляк! – Он подмигнул торговцу. – Откуда дровишки? – Какие дровишки?! – Торговец был южных кровей, завёлся с полоборота. – Самый лучший в мире виноград!
– Откуда, я спрашиваю? Не из Молдавии?
– Из Молдавии! – подхватил торговец, не моргнувши глазом.
Ромка муху согнал с виноградной горы. – И что это за сорт?
– Молдова. Столовый сорт. А вот это, глянь-ка, это Кардинал. А это – Алб де Суручень.
Мимоходом вытерев пальцы о штаны, пальцы тёмные, с мазутными заусенцами, Ромка взял виноградину, ловко подбросил. Кувыркаясь в воздухе, виноградинка упала – прямо в дупло разинутого рта. Медленно работая щетинистыми челюстями, Ромка поморщился и чуть не сплюнул под ноги.
– Кислятина, брат. Не годится. А это что за сорт?
– А этот будет сладкий, понимаешь. Сладкий, как девушка.
– Ну, это, брат, смотря какая. А то ведь может быть полынь полынью, – философски замечает Ромка и снова пробует виноград. – О! Вот этот лучше. Этот можно взять.
– Можно, можно! Нужно, понимаешь! – затарахтел прода-вец. – Детки есть? О, детки – это хорошо! Деткам радость. Жене, понимаешь…
– Жене так особенно. Ждёт, не дождётся.
– Вот хорошо, когда ждёт! – продолжал тарахтеть продавец. – Сколько будем брать? Если много будем, я мало-мало уступлю.
– Сколько? А вот мы сейчас прикинем. – Вынув пачку денег из кармана, Ромка разломил зарплату пополам. – Одну половину мы спрячем для другой половины, – сказал он, имея виду свою супружницу. – А на эту половину мы с Бахусом маленько побеседуем. Правильно, земляк, я говорю?
– Как не правильно? Правильно! – подхватил торговец, не понимая странную речь покупателя. – Сколько будем брать?
– Пять килограмм. Нет, мало. Давай, наверно, шесть.
Обрадованный продавец, потряхивая толстым бабьим задом, засуетился, нагружая на чашку весов.
– Сем! – говорит он без мягкого знака. – Сем хорошо? Сем пойдёт?
– Да чёрт с тобой! Грузи!
– Ай, молодэц! – азартно сверкая белками, черномазый торговец повеселел. – Детишкам, понимаешь, будет щастье.
Жена, понимаешь…
– Да-да! – Покупатель странно хмыкнул. – Жена от радости марганцовкой будет писать в потолок.
Продавец бестолково посмотрел на него и на всякий случай заулыбался, проворно помогая завернуть покупку и уложить.
Основное дело было сделано. Ромка посмотрел по сторонам – нет ли тут поблизости супружницы, а то однажды встретились нос к носу. Покурив за воротами рынка, Беженуца медленно пошёл домой, теперь уже не топая и не пытаясь «шпорою» звенеть, да теперь и звону-то в кармане почти не осталось – всю мелочь по прилавку раскатал…