Романсеро

И сквозь жизнь, справляя пир.

Ты пройдешь, как сквозь трактир.

ЭДУАРДУ Г.

Тебе даны и сан, и орден алый,

Наследный герб, чины и много прав,

Ко для меня ты просто бедный малый,

Хотя бы стал ты герцог или граф.

Меня не взять приобретенным в свете

Дешевым лоском, благородством фраз,-

Не так ли на филистерском жилете

Блестит в булавке дорогой алмаз?

Я знаю, в этом пышном одеянье

Бессмысленно влачит свой грустный век

Больная тварь, несчастное созданье,

Разбитый хворью, жалкий человек.

Как все, ты раб врачебного искусства,

Кладешь примочки, бегаешь в клозет,

Так не болтай про выспренние чувства,

Не верю в твой высокопарный бред.

Ламентации

ГДЕ?

Где скиталец беспокойный

Мир последний обретет?

В сени пальм долины знойной

Иль средь лип у рейнских вод?

Буду ль я один в пустыне

Погребен чужой рукой?

Иль в морском песке отныне

Я найду себе покой?

Все равно! Везде, я знаю,

Будет небо в вышине,

И лампады звезд, сверкая,

Обратят свой взор ко мне.

В их поцелуях крылся путь к изменам,

От них я пьян был виноградным соком,

Но смертный яд с ним выпил ненароком,

Благодаря кузинам и кузенам.

Спасенья нет моим гниющим членам,

Прирос к одру я неподвижным боком,

Погибла жизнь в объятье их жестоком,

Благодаря кузинам и кузенам.

Пусть я крещен, -- есть след в церковной книге,-

И надо бы мне, прежде чем остынуть,

Дать отпущенье им в моих несчастьях,-

Но легче мне, в мечтах о смертном миге,

Их не простить -- безжалостно проклясть их:

Дай, боже, им измучиться и сгинуть!

ОРФЕИСТИЧЕСКОЕ

Недобрый дух в недобрый день

Тебе вручил убийцы нож кровавый.

Не знаю, кто был этот дух,

Но рану жгло мучительной отравой.

Во мраке ночи, мнится мне,

Ты явишься, жилец иного света,

Раскрыть мне тайну, клятву дать,

Что был не ты убийцею поэта.

Я жду тебя, приди, приди!

Иль сам сойду в геенну за тобою

И вырву правду у тебя

Пред сонмами чертей, пред сатаною.

Пройду, как древле шел Орфей,

Пройду средь воплей, скрежета и

И верь мне, я найду тебя,

Хоть скройся в безднах глубочайших

Туда, туда, где царство мук,

Где вторит воплю хохот беспощадный!

С тебя личину я сорву,

Великодушья пурпур маскарадный.

Я знаю все, что знать хотел,

Ты мной прощен, моей виновник

Но мне ли охранять того,

Кому в лицо плюют с презреньем

x x x

"Да не будет он помянут!"

Это сказано когда-то

Эстер Вольф, старухой нищей,

И слова я помню свято.

Пусть его забудут люди,

И следы земные канут,

Это высшее проклятье:

Да не будет он помянут!

Сердце, сердце, эти пени

Кровью течь не перестанут;

Но о нем -- о нем ни слова:

Да не будет он помянут!

Да не будет он помянут,

Да в стихе исчезнет имя -

Темный пес, в могтгле темной

Тлей с проклятьями моими!

Даже в утро воскресенья,

Когда звук фанфар разбудит

Мертвецов, и поплетутся

На судилище, где судят,

И когда прокличет ангел

Оглашенных, что предстанут

Пред небесными властями,

Да не будет он помянут!

В диком бешенстве ночами

Потрясаю кулаками

Я с угрозой, но без сил

Никнут руки -- так я хил!

Плотью, духом изможденный,

Гибну я, неотомщенный.

Даже кровная родня

Мстить не станет за меня.

Кровники мои, не вы ли

Сами же меня сгубили?

Ах! Измены черный дар -

Тот предательский удар.

Словно Зигфрида-героя,

Ранили меня стрелою -

Ведь узнать легко своим,

Где их ближний уязвим.

x x x

Тот, в ком сердце есть, кто в серд

Скрыл любовь, наполовину

Побежден, и оттого я,

Скованный, лежу и стыну.

А едва умру, язык мой

Тотчас вырежут, от страха,

Что поэт и мертвый может

Проклинать, восстав из праха.

Молча я сгнию в могиле

И на суд людской не выдам

Тех, кто подвергал живого

Унизительным обидам.

x x x

Мой день был ясен, ночь моя светла.

Всегда венчал народ мой похвалами

Мои стихи. В сердцах рождая пламя,

Огнем веселья песнь моя текла.

Цветет мой август, осень не пришла,

Но жатву снял я: хлеб лежит скирдами.

И что ж? Покинуть мир с его дарами,

Покинуть все, чем эта жизнь мила!

Рука дрожит. Ей лира изменила.

Ей не поднять бокала золотого,

Откуда прежде пил я своевольно.

О, как страшна, как мерзостна могила!

Как сладостен уют гнезда земного!

И как расстаться горестно и больно!

x x x

Вечность, ох, как ты долга!

Потерял векам я счет.

Долго жарюсь я, но ад

До сих пор жаркого ждет.

Вечность, ох, как ты долга!

Потерял векам я счет.

Но однажды и меня

Черт с костями уплетет.

Грубости средневековья

Вытеснил расцвет искусства,

Просвещенью служит ныне

Главным образом рояль.

А железные дороги

Укрепляют наши семьи -

Ведь они нам помогают

Жить подальше от родных.

Жалко только, что сухотка

Моего спинного мозга

Скоро вынудит покинуть

Этот прогрессивный мир.

Час за часом, дни и годы,

Как улитки-тихоходы,

Те, чьи рожки вдаль простерты,

Груз влачат свой полумертвый.

Лишь порой, в пустотах дали,

Лишь порой, сквозь мглу печали,

Свет блеснет неповторимый,

Как глаза моей любимой.

Но в одно мгновенье ока -

Нет виденья, и глубоко

Погружаюсь я в сознанье

Всей бездонности страданья.

x x x

Я жалил стихом и ночью и днем

Мужчин и девиц степенных -

Дурачеств много творил я притом,

С умом же пропал совершенно.

Зачав, служанка родила,-

К чему хулить природу?

Чья жизнь без глупостей прошла,

Тот мудрым не был сроду.

В мозгу моем пляшут, бегут и шумят

Леса, холмы и долины.

Сквозь дикий сумбур я вдруг узнаю

Обрывок знакомой картины.

В воображенье встает городок,

Как видно, наш Годесберг древний.