Романтическая комедия

– Придется к другому врачу идти, и без того дел полно…

– Твой глаз сам заживет, так ведь доктор Тео сказал?

Она кивнула.

– И ты уже ходишь к другому доктору, верно?

Опять кивок.

– Ну и не записывайся никуда. Ничего не делай. Скажи доктору Тео, мол, супер, будешь теперь ходить к другому врачу, а его ты с нетерпением ждешь в субботу.

На съемочной площадке было триста мест, и к каждой премьере сценаристам давали два билета для близких, актерам – шесть, а ведущему и приглашенному музыканту – несколько десятков. Оставшиеся билеты, на которые не претендовали знаменитые друзья Найджела, либо разыгрывали в лотерее, либо раздавали многочисленным поклонникам передачи, в основном студентам или туристам, готовым простоять в очереди на улице целый день.

– Пригласишь его на афтепати?

– Давай не будем забегать вперед.

– Кстати, я уговариваю Аннабель принять участие в «Правиле Дэнни Хорста». Они не расстались.

Подруга скривилась – приглашение знаменитостей на маленькие рольки в скетчах ей казалось дешевым приемом.

– Да, мне Генриетта передала. Аннабель писала в «Инстаграме»[9], что не стоит спешить с выводами.

– Я пост не видела, просто Дэнни с ней говорил у нас в офисе. Как думаешь, Аннабель специально подливает масла в огонь или ее неправильно поняли?

– Не удивлюсь, если какой-нибудь сценарист реалити-шоу расписал ее жизнь.

– Серьезно? Тогда я волнуюсь за Дэнни.

– Может, он и есть сценарист.

– Уверена, для него все всерьез.

– Ой, да ладно! У нас тут очень тонкая грань между настоящим и выдуманным. Мы все играем роли самих себя. – Я стояла рядом с креслом Вив; она вытянула правую ногу и легонько ткнула изящным пальчиком мою кроссовку. – Даже ты, лжепуританка закулисья.

Пятница, 14:28

«НС» похожи на летний лагерь – постоянно натыкаешься на знакомых. Трех часов не прошло с репетиции «Сиропщика», как я опять увидела Ноа – на репетиции «Трещотки» на сцене номер два. И снова с десяток членов съемочной группы собрались у сцены, вдобавок пришла Отэм с еще одной ассистенткой (первая Мэдисон, а эта вроде Эдисон… Нет, выдумываю). В «Трещотке» играло больше людей, чем в «Сиропщике»: Ноа в роли самого себя выступал судьей конкурса, Генриетта изображала якобы разговорчивую судью, Джей и Диллон играли судей-мужчин, а еще четверо актеров и актрис играли участников и успевали спеть только строчку-другую, как судьи принимались разбирать их ошибки.

Уже поставили судейский стол с серебристым отливом, хотя многих декораций пока не хватало. В каждом эпизоде мы высмеивали напитки компаний, спонсирующих конкурс, – ставили огромные восковые муляжи с логотипами. В прошлый раз сделали надписи «ПепсиКо, чай со льдом «Ястребиный яичник», а теперь «Ядерный Армагеддон», настоящий мужской кофе».

Порой я радовалась и с облегчением вздыхала, когда мой сценарий проходил отбор, а потом, уже на репетиции, меня начинали грызть сомнения: а хорошо ли получилось, а стоит ли делать такой посыл? Шли дни; благодаря сценарию, костюмам и декорациям постепенно складывалась целостная картина, и на месте сомнений возрождалась уверенность. А пока репетировали «Трещотку», актеры посмеивались, и даже Боб О’Лири прыснул от смеха.

Потом явился Эллиот, и смех затих. Он часто приходил на репетиции и столь же часто прерывал всеобщее веселье. То ли все хотели впечатлить его своим профессионализмом, то ли он своим занудством портил весь настрой – это смотря как к нему относишься.

Мы с Абрахамом, режиссером скетча, сделали замечания, и тут вступил Эллиот:

– Хлипкая концовка. Надо закончить на сильном месте, чтобы прям бах! Придется либо переписывать строчки Джея и Диллона, либо пусть Ноа и Генриетта какой-нибудь фокус выкинут.

– Ну… – протянула я. В конце Ноа и Генриетта занимались йогой, и, разумеется, мне пришло в голову очевидное и проверенное решение, которое я слегка стеснялась озвучить из-за Ноа. Однако же влюбленность в Ноа занимала меня процентов на тридцать, а сценаристкой я была на все сто двадцать, поэтому сказала: – Пусть кто-нибудь из них пукнет. Или оба, причем в ту минуту, когда Джей и Диллон дадут им слово.

– Или я повернусь к Джею и скажу: «Ты слышал?», а он ответит: «Нет, ничего не слышал», – предложил Диллон.

– Салли, неприятно тебе отказывать в этом избитом трюке, но давайте лучше по-другому, – возразил Эллиот. – Знаешь, как дети играют в самолет? Пусть Ноа ляжет на пол и приподнимет Генриетту на ногах. Ноа, Генри, справитесь?

Ноа – явно не зазнайка! – без колебаний лег на грязноватый пол, и золотистые волосы зависли над пылью и всяким мусором, типичным для площадки «НС». Поднял ноги и руки, а Генриетта склонилась над ним, прилегла ему на пятки и взяла его за руки.

– Снять обувь? – предложил Ноа, согнув колени.

– Не, – отмахнулась Генриетта, тоже совсем не зазнайка. Потом наклонилась еще ниже, и вдруг Ноа ее поднял. Во мне проснулось незнакомое чувство, и ничего хорошего оно не сулило.

– Надо наложить гул самолета, – высказался Абрахам. – Или пусть сами изобразят?

– Врум-врум, – отозвалась Генриетта. – Ой, это машина.

– Попробуем и так, и так, – ответила я Абрахаму.