Читаем Романтический манифест полностью

Теперь рассмотрим любопытный парадокс. Интеллектуалы от социологии и эстетики в наши дни отстаивают коллективизм, включая принцип подчинения всех ценностей и самой жизни отдельн ого человека диктату «массы», и представление об искусстве как о голосе «народа». И те же самые люди упорно отвергают все ценности популярной культуры. Они злобно нападают на средства массовой информации, на так называемых «коммерческих» продюсеров или издателей, которым посчастливилось привлечь большую аудиторию и угодить публике. Они требуют от правительства субсидий на творческие проекты, которые «масса» не ценит и не желает поддержать по собственной инициативе. Всякое финансово успешное, то есть популярное произведение искусства они автоматически воспринимают как никуда не годное, а неудачное — если оно еще и невразумительно — как великое. Им представляется, что если что-то можно понять, то это вульгарно и примитивно; цивилизованность, изощренность и глубина присущи только языковой невнятице, хаотическим мазкам краски и шуму ненастроенного радиоприемника.

Популярность или непопулярность произведения, его успех или провал у массовой публики — разумеется, не мера эстетического совершенства. Никакую ценность — ни эстетическую, ни философскую, ни моральную — нельзя определить путем прямого подсчета; пятьдесят миллионов французов могут все как один ошибаться. Но если неотесанного «филистера», измеряющего эстетические достоинства уровнем финансового успеха, допустимо рассматривать просто как бессмысленного паразита на теле искусства, то как следует относиться к стандартам, мотивам и намерениям тех, для кого доказательством эстетического совершенства служит финансовая неудача? Если снобизм, признающий только финансовый успех, заслуживает осуждения, что сказать о снобизме, ориентирующемся на провалы? Делайте свои выводы.

Зададимся вопросом: куда же в конечном итоге ведут нас современная философия и современное искусство? В действительности мы наблюдаем вокруг себя массу признаков, указывающих на совершенно определенное направление движения. Заметьте: литература возвращается к хронике — форме доиндустриальной эпохи. Театр, кино, телевидение охотнее берутся за беллетризованные биографии «реальных» людей — политиков, бейсболистов, чикагских гангстеров, — чем за чистую беллетристику, а в литературе преобладает документальная форма. В живописи, скульптуре, музыке модно примитивное искусство джунглей, именно оно служит главным источником вдохновения.

Тем, кто бунтует против разума и доверяет старинным знахарским заклинаниям вроде «Рассудок — враг художника» или «Холодная рука рассудка препарирует творческое воображение, убивая тем его радостную непосредственность», я бы предложила взглянуть на апостолов иррационализма, экзистенциалистов, дзен-буддистов, художников, отвергающих объективную реальность. Отказавшись от разума и целиком отдавшись потоку своих раскрепощенных эмоций (и прихотей), они вовсе не достигли свободного, радостного, торжествующего мироощущения — ими владеет чувство обреченности, тошноты и вопиющего, космического ужаса. Потом почитайте рассказы О. Генри или послушайте музыку из венских оперетт и вспомните, что все это — порождения рационалистического духа девятнадцатого столетия, создания «холодной руки разума». А после всего этого спросите себя: какая из двух психоэпистемологий подходит человеку, какая созвучна с реальными фактами и с человеческой природой?

Точно так же, как эстетические предпочтения человека — это вся сумма его метафизических ценностей и барометр его души, искусство — сумма и барометр культуры в целом. И современное искусство красноречивейшим образом свидетельствует о культурном банкротстве нашей эпохи.

Ноябрь 1962 г.

8. Контрабандная романтика

Искусство (в том числе литература) — барометр культуры. Оно отражает суть глубочайших философских ценностей общества не в открыто провозглашаемых понятиях и лозунгах, но в истинном видении человека и бытия. Образ целого общества, лежащего на кушетке психоаналитика и обнажающего свое подсознание, невероятен, однако искусство делает именно это, оно представляет собой эквивалент подобного сеанса, расшифровку, которая говорит о болезни красноречивее и позволяет поставить диагноз легче, чем любой другой набор симптомов.

Это не значит, что целое общество связано посредственностями, которые могут выражать себя в искусстве, когда захотят; но если ни один серьезный автор не вступает в эту область, это что-то говорит нам о состоянии общества. Всегда существуют исключения, восстающие против доминирующего течения в искусстве своей эпохи, но то, что это исключения, что-то говорит нам о состоянии эпохи. Доминирующее течение на самом деле может не выражать душу всего народа; подавляющее большинство может отталкивать его или игнорировать, но, если в данный период преобладает его голос, это свидетельствует о состоянии человеческих душ.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии