Наступила осень. На редкость солнечная, сухая; казалось, что "бабье лето" решило задержаться на два срока. Настроение было прекрасным. Уже полгода Ильин регулярно получал пособие по безработице, выполнял частные заказы и почти не испытывал стеснения в средствах. Жил в свое удовольствие: подолгу гулял по набережной, поглядывая на глупых, размалеванных девок, предавался пространным размышлениям, вел дневник, запломбировал три зуба, написал несколько коротких рассказов. Иногда на улице он встречал знакомых и на вопрос: "Как дела?" - честно отвечал: "Спасибо, хорошо". Находились и такие, кто спрашивал: "На кого работаешь?", и Антон Сергеевич с удовольствием говорил: "Исключительно на себя! Время слепых влюбленностей прошло".
Ильин встал поздно. Умылся, побрился, с аппетитом позавтракал, взял гитару, лег на диван и, немного размявшись, стал играть, представляя себя музыкантом в итальянской траттории. Неаполитанские песни звучали особенно нежно, изысканно, красиво; недавно, на день рождения знакомый владелец музыкального магазина подарил Антону превосходные, американские струны, и его любимица зазвучала еще ярче и нарядней. Ильин так увлекся игрой, что не заметил, как с работы на обед пришла жена. Она немного подождала, и когда прозвучал заключительный аккорд бессмертной "О соле мио!" нарочито-серьезно сказала: "Страна корчится в трудовых конвульсиях, а Антоша на гитаре наяривает. Молодец! Хоть бы борщ поставил разогреть!"
Антон Сергеевич уже давно не читал газет и не смотрел телевизор. Но не потому, что так советовал профессор Преображенский, а потому, что ему были противны все эти лицемерные интервью политиков, идиотские откровения пошлых поп-звезд, бесконечное пережевывание происходящих одна за другой аварий, катастроф и трагедий. Впрочем, он делал исключение для одной из московских газет, которую по субботам покупала Катерина. Хотя еженедельник изрядно "пожелтел" время от времени в нем все же появлялись профессионально написанные материалы.
- Ну, я пошла, - сказала Катя. На ужин почисть картошку. Да! Чуть не забыла... Вот твоя газета.
Ильин отложил гитару и принялся за чтение. Внимание привлек конкурс на лучшую историю о любви. Главный приз - поездка в Рио-де-Жанейро! "Круто! - подумал Антон. Но это не реально! Скорее всего, прокукарекают, а потом забудут". Антон прочитал несколько материалов, потом снова перечитал объявление о конкурсе и задумался: "Послать что ли пару рассказов. Тем более есть из чего выбрать. Все равно лежат без дела". Ильин нашел дискету с текстами, оделся, и пошел к приятелю в рекламное агентство, расположенное рядом, на соседней улице
- Андрюха, распечатай вот эти два рассказа. А я пока за пивом схожу.
Распечатанные на белой финской бумаге рассказы выглядели внушительно и симпатично. Антон еще раз перечитал их и отправил заказным письмом в Москву.
Вскоре открылась новая газета - однодневка перед очередными губернаторскими выборами, и Ильина позвали работать фотокорреспондентомом. Началась обычная газетная беготня, и он забыл про свое письмо.
25
…Знаешь, за что я тебя люблю?
- Говорят, если знаешь за что, то это не любовь.
- Прекрати. Ты невозможен, но я обожаю тебя! И представь себе, мне ничего от тебя не надо. Понимаешь? Ничего! С тобой мне просто легко, и хорошо.
- А как же твой юный ухажер, о котором ты мне рассказываешь каждый раз с таким увлечением? Разве можно любить сразу двоих?
- Знаешь, я и сама иногда задаю себе этот же вопрос. С ним мне тоже хорошо, но как-то одномерно, что ли. А с тобой все по-другому. Словно оказываешься в каком-то совершенно другом мире, сотканном из бесчисленного количества неожиданных, непостижимых ощущений, которые никогда, никто, кроме тебя не может мне дать. И каждое мое ощущение наполнено непонятным, таинственным смыслом. А в ненастный, осенний день хочется прижаться к тебе, как к большой, теплой печи и греться, греться... Хочешь честно?
- Давай!
- Я чувствую, что заряжаюсь от тебя энергией.
- Серьезно? И надолго ее хватает?
- Зря смеешься. Надолго.
-Ах ты, милый мой вампир, заряжайся же скорей! Выпей меня до дна...
Антон Сергеевич оторвался от рукописи, привычно посмотрел в окно на голые, почерневшие от дождя ветви старого вяза и ему почему-то вспомнился далекий шестидесятый год, Потсдам... Советская школа, размещалась в мрачном, трехэтажном доме, в бывших кайзеровских казармах. Все школьники - дети советских офицеров. Учеников ежедневно привозят из разных военных городков.
Пятый класс. Урок истории древнего мира. На доске цветные плакаты. Афины, белоснежный Акрополь, статуя Зевса, атлетически сложенные греки, согбенные, несчастные рабы, с грубоватой, рельефной мускулатурой, ярко-синее море. Все залито щедрым солнцем, и Антон предполагает, что в Греции, наверное, такая же жара, как в Ташкенте, куда он ездил летом к бабушке, жившей в подвале кирпичного дома на улице Сталина.