Романтика

А внизу море народу. Как в самый адский час пик. И это море пенится, брызжется людьми. Кто-то падает на рельсы с визгом. А за ним прыгает другой человек. И трещит могучий электрический разряд. Раз, другой, третий. Обоих прыгунов встряхивает с каждым ударом тока. С первым ударом они обугливаются. Со вторым загорается их одежда. Чёрные скукожившиеся туши ещё бьёт ток, но они уже никак не реагируют.

Из моря людей тянутся вверх руки. Голоса зовут на помощь, просят о милосердии. Но я не желаю ничего слышать. Я бегу вниз и смотрю под ноги. Бегу, даже не додумавшись разобраться, в которую сторону мне ехать. Кто-то бежит мне навстречу. Мы крепко сталкиваемся плечами и разбегаемся. Трудно сохранять ритм, когда бежишь в таком безумии. А поезд приближается, и я снова слышу треск электричества. Снова кто-то упал на рельсы. И теперь я чувствую мерзкий запах изжарившегося человека. Мне плевать на этот запах. Приближается поезд, но он не собирается сбавлять ход. Как-то мне хватает мозгов в панике, чтобы осознать это обстоятельство. Я останавливаюсь – и приходится со всех сил вцепиться в резиновую ленту эскалатора, чтобы не сверзнуться вниз, потому что со всего разбегу мне в спину кто-то врезается. Но ни я, ни этот человек (даже не обращаю на него внимания), не уделяем мгновения, чтобы осыпать друг друга ругательствами.

Держусь за резиновую засаленную ленту и не могу оторвать глаз от этого зрелища: из тоннеля появляются щупальца света. Они расширяются, удлиняются, расползаются по стене. Поезд гонит перед собой поток ветра. Задние ряды на перроне наседают на передние. И люди с передних рядов падают на рельсы. Один за другим, один за другим. Трещит электричество, щёлкает, взрывается, хлопает, и свет на станции отключается. Остаётся только нарастающий свет поезда, который вырывается из тоннеля и размазывает всех, кто оказывается под ним. Поезд сходит с рельсов и накреняется в сторону перрона. Визжит сталь, поезд не вписывается в арку тоннеля, ударяясь тупой мордой в её свод. Задние вагоны вминаются в передние. Теперь уже нет никакого электрического света. Зато где-то там начался пожар. Но я прихожу в себя. И все, кто хотел успеть на последний поезд, теперь бегут наверх, обратно. И я тоже бегу. Но ноги уже почти не слушаются. Они совсем не сгибаются и не разгибаются. Я стискиваю зубы в темноте и, кажется, плАчу от страха, заставляя ноги подниматься и опускаться на ступени. Снизу, из преисподней, из черноты доносится сплошной вой, на фоне которого всплескиваются визги, отдельные слова. Мне не нужно ничего знать об этом. Мне нужно только одно – не оказаться там. А оттуда поднимаются, я чувствую это жопой, поднимаются такие же, как те, кто поджидает наверху, чтобы схватить, как рыбу на нересте, и откусить нос.

Слёзы или пот текут по моему лицу. Никогда в жизни я не переживал такого напряжения. Судороги вот-вот подступят к ногам. В темноте меня хватают за шиворот сзади и дёргают назад, вниз. Падая, чувствую, как большое тело прошмыгивает вверх и вперёд, туда, где только что бежал я. Кто-то, бежавший позади, таким образом решил приостановить погоню. И я не падаю на ступени, потому что врезаюсь телом в чужие тела. Потом теряю всякую ориентацию. Очень больно ушибаюсь, кажется, словно лечу. Но в итоге приземляюсь. Короткая и единственная внятная мысль: низ там, где лежу. Этого хватает, чтобы подняться и, нащупав ступень, снова побежать вверх. Кажется, что бегу очень быстро. Хотя, на самом деле, наверно, едва плетусь. Ну и пусть, главное – подняться. Ноги на ходу сводит судорогами. Всё тело болит от ушибов. Зубы сжаты до скрипа.

Через миллиард лет в непроглядном зловонном узком космосе выбираюсь в фойе станции метро. Тут едва просачивается свет через стеклянные двери. Видно силуэты склонившихся над своими жертвами. Только силуэты. Но большего и не хочу видеть. Если не считать свирепо подёргивающихся в процессе приёма пищи голов, можно вообразить, что тут происходит сюрреалистический сеанс группового секса во мраке.

И никто не обращает на меня внимания. Там, внизу ещё слышен вой и мольбы о помощи, а тут всё вполне себе… благопристойно, тихо. Они чавкают и рвут кожу других людей.

Так мне и удаётся выбраться наружу, пригибаясь, не привлекая к себе внимания в темноте.

Когда могу разглядеть себя, понимаю, что весь в крови, в том числе и в собственной. Лицо разбито, локти и колени ободраны. Какие-то ссадины, синяки. Дышать больно. Все мышцы дрожат от перенапряжения.

Что за тупорылая идея была, прокатиться на метро. Я чуть не сдох. Только что чуть не сдох! Вот только не пойму, мне повезло в том, что остался жив, или не повезло в том, что не доехал, куда хотел? Сраная, сука, твою мать, ирония, мразь.