Романтика

Бывают в жизни моменты, когда чувствуешь себя дерьмом вне зависимости от ситуации. Имею в виду, как бы ни было тебе плохо, это не может тебя оправдать. Когда я увидел, что сообщение пришло с короткого номера, и банк предлагал мне кредит до пяти миллионов рублей под офигительно выгодный процент…

– Твою мать, – выдохнул я. – Какая удача.

Рана по-прежнему болела, но это почти не помешало почувствовать себя ещё более отвратительно, тоскливо и одиноко. Такое отчаяние охватило, что перехватило дыхание. Понял, какой я урод, что с такой готовностью проклинал Ульяну, даже не разобравшись, в чём дело. Поэтому, чтобы загладить вину, наверно, даже перед самим собой, ускорил шаг. Нужно скорее найти её и спасаться.

Иногда, когда мы ссорились, она упрекала меня в том числе и за то, что меня волнуют только внешние проявления её недовольства. Якобы, если она не показывает, что её что-то не устраивает, то я и счастлив. А если вижу, что что-то не так, то стараюсь всеми силами убрать расстройство с её лица, чтобы вновь засияло солнце, все были счастливы, и я сам, главное, беспечен. Может, так оно и есть. Я отвечал, что не владею телепатией, не могу угадать, что она расстроена, если она улыбается. Что, конечно, вижу только внешние проявления её настроения. Но так и не осознал, честно говоря, сути её претензии в полной мере. Может, в самом деле, я спешил всё исправить в первую очередь для собственного душевного равновесия.

Кровь вроде бы остановилась. Нужно просто идти, сколько бы ни потребовалось, не останавливаться. Найду её, и тогда мы непременно что-нибудь придумаем. Поедем на дачу, запрёмся там, переждём пару дней, посмотрим, что к чему. Будем сидеть тихо, как мышки. Как мышки.

Шёл теперь быстро, вышагивал как робот. Рана болела – словами не передать, как. Но эта боль теперь злила меня. Я злился на боль. На всё это вокруг. И был готов сделать всё, что нужно, чтобы насолить вообще сегодняшнему дню.

На ходу набрал номер Ульяны. Она не отвечала в течение трёх гудков. Мысленно я был занят как раз тем, что отгонял жуткие мысли, которые витали вокруг меня в течение этих трёх гудков.

Наконец, она ответила.

– Привет, зайчик.

– Привет, моя хорошая. Как у тебя дела? У тебя всё нормально? – с одной стороны стискивал челюсть, это как будто помогало терпеть боль. Зато другой стороной рта вроде как почти получалось говорить непринуждённо.

– Да, пока да. Большинство наших ушли. Они звали меня с собой, но я не пошла.

Надо было сказать слова ободрения, ведь она сделала так, как я велел, хотя, может быть, у неё были собственные соображения на этот счёт. Не может быть, а наверняка. Но слова застряли в горле. Я и не знал уже, правильно было то, что она осталась в офисе или нет.

– Молодчинка моя, – наконец, выдавил, сгорая от стыда и досады.

– А как ты там? Что там происходит?

– Я тоже хорошо. Немного заблудился. Прости. Сложно идти. Никакого тебе транспорта. Так что пришлось идти пешком. Тебе нужно будет ещё подождать. Обязательно приду. Потерпи, я тебя прошу.

– Да, конечно. Только ты приходи.

– Я приду.

– И будь очень осторожен.

– Да, моя сладкая. Я очень осторожен.

– Я тебя очень люблю.

– И я тебя люблю, нежность моя, – прикусил губу, чтобы не дрожал голос.

– Приходи скорей. И будь осторожен.

– Обязательно.

– Люблю.

– И я тебя люблю. Ну, я побежал. Нужно понять, где вообще нахожусь.

Звонок разъединился. Я убрал телефон и судорожно выдохнул. Сердце защемило так, словно сжалось в кулак и не желало разжиматься, чтобы идти дальше. Не могу говорить о том, что чувствовал в тот момент. Просто майское безоблачное небо стало ещё огромнее. Оно накрыло меня всей своей невесомостью. И в нём, словно в линзе, путь до офиса Ульяны увеличился до безобразных непреодолимых размеров, забирая всю надежду, все силы. Но я ещё прибавил шагу. Странно, так легко теперь давалась дорога, несмотря на то, что уже случилось со мной, и то, что происходило внутри. Может, это что-то вроде непринуждённости обречённого? Вокруг меня творился хаос. Ужас. Такой ужас, который даже не хочется представлять нормальному человеку. Это было так люто, как подёргивающиеся ноги человека, на чьих руках сидят, выгрызая мясо из его живота и впиваясь зубами в лицо.

Увидел лежащего навзничь милиционера. Просто шёл и увидел. Может, и раньше видел что-то подобное, но не обращал внимания. А тут обратил. Вот, он лежал себе. В голове щелкнуло, подобно условному рефлексу, надо посмотреть, есть ли у него оружие. Неужто от компьютерных игр вынес какую-то пользу? Очень вовремя. Ладно, потом посмеюсь над этим. Посмотрим, что дропнулось.

Подошёл к лежащему. Так по-особенному они, мёртвые, лежат. Не просто лежат, а это вот "навзничь". Так, что сразу всё понятно.

Совсем молодой парень. И лицо не дегенеративное. Так могли бы изобразить смертельно раненого солдата на патриотической картинке. Русые волосы, жалобно вздернутые брови, прикрытые глаза. Только уголок рта как-то изогнулся, отвис что ли, как-то по-дебильному. Младший сержант.