Романтики, реформаторы, реакционеры. Русская консервативная мысль и политика в царствование Александра I

В какой степени Александр I разделял идеологию Стурдзы, и как император воспринимал его советы? Оба были религиозны, убеждены в мессианской роли России и обеспокоены европейской политикой после 1815 года, поскольку оба были категорически против революций, но склонялись к конституционализму. Однако Александр I рассматривал конституционализм как альтернативу старому режиму и пытался установить его во Франции, Польше и Финляндии, в то время как Стурдза отвергал современный либерализм и ностальгически обращался к более ранним вариантам представительной власти. Их взгляды на внешнюю политику также были различны, так как Стурдза, будучи российским и греческим националистом, относился к Западу с большим недоверием. Он поддерживал Священный союз, но в 1820 году противился превращению России в орудие реализации планов Меттерниха. Стремясь использовать мощь России для очищения Запада, он заботился о том, чтобы оградить ее от западных религиозных и политических идей.

В Александре I жили рационалист и мистик, которые постоянно друг с другом конфликтовали; для Стурдзы и рационализм, и мистицизм были признаками современной дисгармонии между Богом, обществом и человеком. Его старомодные убеждения требовали от человека принятия традиции и судьбы. Сами по себе парламентаризм и свобода слова не вызывали у него возражений (представительные органы существуют и в традиционных государствах, а свободные политические высказывания опасны тогда, когда граждане получают атеистическое воспитание), но только до той поры, пока они не препятствовали восстановлению благочестивого общества и не проявляли разрушительного рационализма. Стурдза постоянно стремился выделить из своих идей всеобъемлющие универсальные истины. Так, отстаивая необходимость одинаковых подходов к образованию и цензуре в России и Германии, он видел в Священном союзе средство от всех болезней современного общества. Однако при рассмотрении этих вопросов, как отмечает историк Карл Бринкман, ему не хватало гибкости и воображения, а его практические предложения были тщательно продуманы в отношении цензуры, но недальновидны почти во всем остальном [Brinkmann 1919: 89–90].

В идеологии Стурдзы, в отличие от Александра, не было противоречий, ее различные компоненты соединялись в единое целое. Такая цельность убеждений привлекала интеллектуально и эмоционально изменчивую натуру Александра (особенно когда эти убеждения совпадали с его собственными). К тому же взгляды Стурдзы служили альтернативой умеренному прагматизму Каподистрии и реалистичной политике Меттерниха, которой придерживался Нессельроде. Вследствие этого Александр продолжал ему благоволить даже после скандала с «Запиской» и, как уже говорилось, приглашал его в Троппау. Возможно, свою роль сыграло и то, что Стурдза не был ни карьеристом, ни членом какой-либо фракции, и потому излагал свои взгляды без задних мыслей. Тот факт, что 1819–1821 годы он просидел, замкнувшись в себе, в белорусском поместье, как и его отсутствие на конгрессе в Троппау, подтверждают, что он был человеком искренних убеждений.

Данные Стурдзой советы не принесли немедленных ощутимых результатов. Его предложения о Священном союзе были благосклонно восприняты монархом, но позже затерялись среди более конкретных вопросов, обсуждавшихся в Троппау[473]. В конце концов, он предлагал политические изменения внутри страны – шаг, на который сам Александр никак не решался, – и такую внешнюю политику, в основных положениях которой союзники России не видели смысла. Его значение в качестве советника заключалось не в предложении конкретных действий, а в проницательном анализе и идеологической уверенности, которая привлекала императора, оказавшегося в замешательстве перед лицом политических проблем и снедаемого метафизическими сомнениями. Как писал об этом в письме к Стурдзе Каподистрия, «Его Величество <…> находит [в вашем меморандуме] мысли, или скорее, вдохновляющие идеи, которые исходят из его сердца и занимают его ум» (курсив мой – A. M.)[474]. Подобно Сперанскому и Негласному комитету, Стурдза обращался к Александру-идеалисту; как и они, он понял, что интерес императора к его идеям не означает готовности идти на риск ради их осуществления.