Читаем Романтики, реформаторы, реакционеры. Русская консервативная мысль и политика в царствование Александра I полностью

Вступив в новую должность, Рунич нашел поддержку своему обскурантизму в лице М. Л. Магницкого, который приобрел широкую известность в ученых кругах[483]. Человек блестящего ума, добродушный и прекрасно воспитанный[484], он получил образование в Московском университете, был хорошо знаком с идеями Просвещения и работал главным помощником Сперанского, отнюдь не разделяя при этом его реформистских убеждений. Он был отправлен в 1812 году в ссылку вместе со своим начальником, но к 1817 году сумел получить пост губернатора Симбирска. Тонко чувствуя меняющееся направление политических ветров, он организовал отделения Библейского общества в своей губернии и позаботился о том, чтобы Голицын – который всегда искал подобных себе кающихся грешников – был в курсе духовного обновления экс-вольнодумца Магницкого. Чтобы подготовить свое возвращение, он вызвался проинспектировать подверженный волнениям Казанский университет, один из пяти основанных в начале царствования Александра и единственный действовавший в суровых условиях восточной России. Проверка представлялась целесообразной в связи с административными и академическими проблемами в университете, и рвение симбирского губернатора произвело впечатление на Голицына. Он дал Магницкому добро, и в начале марта 1819 года «инспектор» прибыл в Казань.

За этим последовала хорошо известная печальная история. После ураганного налета на Казань Магницкий в начале апреля явился в Петербург и доложил: попытки Казанского университета воспитывать молодежь в нравственном и религиозном духе настолько безнадежны, что его следует закрыть совсем (инструкции Голицына допускали такое решение). Однако Главное правление училищ не проявило желания делать это; Уваров даже набросал проект решительного возражения. Император также отверг совет инспектора и неохотно согласился вместо этого на альтернативное предложение Голицына назначить Магницкого попечителем Казанского учебного округа (что давало ему место в Главном правлении училищ) и поручить ему «реформировать» университет. С характерной для него целеустремленностью Магницкий начал насаждать в Казани «нравственность», вынудив многих способных иностранных преподавателей подать в отставку и существенно ограничив оставшихся в возможностях преподавания в связи с введенными им нелепыми нормами религиозной и идеологической «благопристойности». В Петербурге, как и в Казани, Магницкий стал безжалостным врагом «вольнодумства» и всех прочих проявлений «духа времени». Умный и агрессивный, он вскоре занял ведущее положение в правлении, где он и взял себе в союзники Рунича, выглядевшего рядом с ним тусклым и бесцветным. Их религиозность была того же склада, что и у Голицына, и это усиливало их влияние. Общими усилиями они смогли в 1821 году сместить Уварова с поста попечителя Санкт-Петербургского учебного округа и заменить его Руничем, который разделался с Петербургским университетом так же, как Магницкий с Казанским[485].

Такое развитие событий отражает трудности, с которыми столкнулось правительство Александра I, стараясь установить религиозный контроль над обществом, чьи древние традиции были искажены в век вестернизации. Россия была не единственной страной, стремившейся властным путем подчинить общество религиозным нормам. Так, в Пруссии в 1790-е годы король Фридрих Вильгельм II и его министр И. К. фон Вёльнер тоже пытались бороться с современным мятежным духом, усиливая влияние религии в обществе, что вызвало повсеместное недовольство и грубый произвол чиновников-обскурантов [Epstein 1966: 360–368]. Но Вёльнер по крайней мере укрепил протестантскую церковь, – очевидно, не без поддержки церковных иерархов. В России, где культура элиты гораздо меньше идентифицировалась с национальной церковью, чем в Пруссии, «двойное министерство» и Библейское общество – в глазах публики уже далекие от прогрессивных тенденций – стали отождествляться с неправославной религиозностью и вызывать неприятие у церковных традиционалистов. Старообрядцы и сектанты вступили в официальные связи с РБО. Произведения мистиков публиковались иногда с посвящением Александру за счет короны, в обход церковной цензуры (около 60 таких изданий вышло между 1813 и 1823 годами). Лабзин со своим журналом «Сионский вестник» представлял мистическое течение в Библейском обществе, но, в конце концов, под давлением православной церкви, в 1818 году журнал был запрещен [Дубровин 1894–1895,4: 117–118, passim; Zacek 1966: 420].

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная западная русистика / Contemporary Western Rusistika

Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст
Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

В этой книге исследователи из США, Франции, Германии и Великобритании рассматривают ГУЛАГ как особый исторический и культурный феномен. Советская лагерная система предстает в большом разнообразии ее конкретных проявлений и сопоставляется с подобными системами разных стран и эпох – от Индии и Африки в XIX столетии до Германии и Северной Кореи в XX веке. Читатели смогут ознакомиться с историями заключенных и охранников, узнают, как была организована система распределения продовольствия, окунутся в визуальную историю лагерей и убедятся в том, что ГУЛАГ имеет не только глубокие исторические истоки и множественные типологические параллели, но и долгосрочные последствия. Помещая советскую лагерную систему в широкий исторический, географический и культурный контекст, авторы этой книги представляют русскому читателю новый, сторонний взгляд на множество социальных, юридических, нравственных и иных явлений советской жизни, тем самым открывая новые горизонты для осмысления истории XX века.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Коллектив авторов , Сборник статей

Альтернативные науки и научные теории / Зарубежная публицистика / Документальное
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века

Технологическое отставание России ко второй половине XIX века стало очевидным: максимально наглядно это было продемонстрировано ходом и итогами Крымской войны. В поисках вариантов быстрой модернизации оружейной промышленности – и армии в целом – власти империи обратились ко многим производителям современных образцов пехотного оружия, но ключевую роль в обновлении российской военной сферы сыграло сотрудничество с американскими производителями. Книга Джозефа Брэдли повествует о трудных, не всегда успешных, но в конечном счете продуктивных взаимоотношениях американских и российских оружейников и исторической роли, которую сыграло это партнерство.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джозеф Брэдли

Публицистика / Документальное

Похожие книги

Опровержение
Опровержение

Почему сочинения Владимира Мединского издаются огромными тиражами и рекламируются с невиданным размахом? За что его прозвали «соловьем путинского агитпропа», «кремлевским Геббельсом» и «Виктором Суворовым наоборот»? Объясняется ли успех его трилогии «Мифы о России» и бестселлера «Война. Мифы СССР» талантом автора — или административным ресурсом «партии власти»?Справедливы ли обвинения в незнании истории и передергивании фактов, беззастенчивых манипуляциях, «шулерстве» и «промывании мозгов»? Оспаривая методы Мединского, эта книга не просто ловит автора на многочисленных ошибках и подтасовках, но на примере его сочинений показывает, во что вырождаются благие намерения, как история подменяется пропагандой, а патриотизм — «расшибанием лба» из общеизвестной пословицы.

Андрей Михайлович Буровский , Андрей Раев , Вадим Викторович Долгов , Коллектив авторов , Сергей Кремлёв , Юрий Аркадьевич Нерсесов , Юрий Нерсесов

Публицистика / Документальное
Призвание варягов
Призвание варягов

Лидия Грот – кандидат исторических наук. Окончила восточный факультет ЛГУ, с 1981 года работала научным сотрудником Института Востоковедения АН СССР. С начала 90-х годов проживает в Швеции. Лидия Павловна широко известна своими трудами по начальному периоду истории Руси. В ее работах есть то, чего столь часто не хватает современным историкам: прекрасный стиль, интересные мысли и остроумные выводы. Активный критик норманнской теории происхождения русской государственности. Последние ее публикации серьёзно подрывают норманнистские позиции и научный авторитет многих статусных лиц в официальной среде, что приводит к ожесточенной дискуссии вокруг сделанных ею выводов и яростным, отнюдь не академическим нападкам на историка-патриота.Книга также издавалась под названием «Призвание варягов. Норманны, которых не было».

Лидия Грот , Лидия Павловна Грот

Публицистика / История / Образование и наука
Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика