Романтизм и его национальные варианты. Историко-культурный очерк

Подлинно национальным писателем романтики считали Г. Э. Лессинга, который в своих драматических опытах, в критических статьях и теоретических трудах обозначил определенный круг эстетических идей, разработал основополагающие принципы нового немецкого искусства. Он первый, писал Ф. Шлегель, «сбросил иго французского вкуса»[14]. Указав немецкой литературе ее национальные задачи, вывел ее из «детского состояния». В сочинительстве он видел общественный смысл; «изящная словесность» возмещает «однообразие ежедневной, будничной жизни». Особая «истинная сфера» художественного творчества отделена от других отраслей духовной деятельности человека; «чистое искусство» сложнее «служебного» (отсюда теория «искусства для искусства», отстаиваемая Шиллером). Универсальности абстрактной классицистической нормы, ориентированной на античность, он противопоставил особенности исторически сложившегося национального вкуса и характера. Поставив вопрос о самостоятельности немецкого искусства, он заботился о сохранении и преумножении традиций. Изумляясь свободе и силе его духа, романтики, однако же, задавались вопросом о том, «почему все то, что он делал, воплощал и чего хотел Лессинг, осталось только тенденцией, опытом и фрагментом?»[15].

И. И. Винкельман, искусствовед и знаток античности, сформулировал эстетические принципы, во многом изменившие немецкую культуру. В «Истории искусства древности» (1764) были систематизированы на уровне тогдашних исторических и этнографических данных все известные материалы о памятниках древнего искусства. Идеал красоты, который он провозглашал, опираясь на образцы античной скульптуры, полемически направлен против эклектики вкусов и художественной моды, распространенных в высших кругах общества. Пафос борьбы против эпигонского искусства, пронизывающий труд, был политическим аргументом в пользу создания нового искусства, которого еще не знала Германия. «Республиканский» акцент в трактовке художественного и философского наследия греков с особенным пониманием был отмечен современниками: «Свобода, царствовавшая в управлении и государственном устройстве страны, была одной из главных причин расцвета искусства в Греции»[16]. Многие идеи Ф. Шлегеля представляли собой подчеркнутую рецепцию переосмысленных и получивших дальнейшее самостоятельное развитие его идей. Он призывал создать «идеальный моральный образ»; такого героя, воплощающего величие и красоту просветительских идей, создали штюрмеры, нашедшие именно в немецкой истории достойные примеры сильных волевых характеров.

И. Кант в сочинении «Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного» (1764) писал о немецком характере почти то же самое: «У немца удачно сочетаются чувство возвышенного и чувство прекрасного. Для него имеют большое значение семья, титул и ранг как в гражданских делах, так и в любви»[17]. Если и есть что-то в немецком характере, что хотелось бы существенно изменить, рассуждал философ, то это единственная слабость немца: «он не осмеливается быть оригинальным, хотя и имеет для этого все данные». Национальное самосознание немецкого бюргерства рассматривалось просветителями единственно возможной альтернативой космополитической идеологии немецкого «земельного» абсолютизма.

Самым плодовитым из всех немецких писателей XVIII века был Х. М. Виланд, издатель журнала «Немецкий Меркурий». Среди его заслуг – перевод Шекспира, пропаганда романтических преданий Средних веков. Не все из его большого наследия выдержало испытание временем, но он принес в литературу новое видение мира. Своими оригинальными поэтическими мотивами, литературными сюжетами и образами он способствовал формированию столь характерной для последующей немецкой мысли философской антитезы Аполлон – Дионис (как и потом Шпенглеру, ему была ближе дионисийская грань античной жизни). В сатирическом романе «Истории абдеритов» (1774) он создал остроумный и злой портрет немецкого филистера. Его «Новые разговоры богов» (1793), выросшие из переводов Лукиана, содержали множество намеков на немецкие дела, тактично, не затрагивая религиозного чувства рядового немца, прививали широким кругам читателей вкус к жизни, давали понятие о вольномыслии. «Энергичность и прямота», отмечал Гёте в некрологе, были самыми ценными качествами его как «застрельщика» национального культуртрегерства; он был воплощением того «твердого существа» немецкого характера, о возрождении, сохранении и упрочении которого позднее ратовал Ф. Шлегель.