Романы Ильфа и Петрова

Чучело медвежье с блюдом — во второй район милиции. — Чучело медведя с металлическим или деревянным блюдом — украшение 1890-х-1900-х гг., которое можно было встретить в богатом доме у входа на парадную лестницу [Бабель, Ги де Мопассан; Бунин, Антигона], в магазине: «Над колониальными товарами высилось чучело сибирского медведя с Ирбитской ярмарки» [Крымов, Сидорове ученье, 267] или в шикарном доме терпимости, как его описывает А. И. Куприн: «В передней — чучело медведя, держащее в протянутых лапах деревянное блюдо для визитных карточек» [Яма]. В советское время этот реликт старого быта вызывал насмешки: «[На кинофабрике] нас встречает нелепый медведь, чья вытянутая лапа служит пепельницей. И медведь, и неуклюжая мебель говорят о плохом вкусе бывшего владельца, о вкусе купца первой гильдии» [С. Гехт, Путь в Дамаск, Ог 08.07.28]. «Крокодил», критикуя частников, не желающих снижать цены [см. ДС 23//4], публикует карикатуру, где медведь выступает как заведомо неходовой товар: на блюде надпись: «Цена снижена», покупатели говорят: «Ну, нам медведя пока не надо» [Продукт первой необходимости, Кр 16.1927]. «В такой-то район» означало «в районное отделение милиции» (говорилось «[хулигана] повели в район»).

11//14

…Согласно циркулярного письма Наркомпроса… — «Раньше «согласно» плюс форма родительного падежа характеризовала канцелярскую речь невысокого ранга канцелярских чинов (например, военных писарей)» [Селищев, Язык революционной эпохи]. Форма эта перешла в советский burocratese (бюрократический язык). Употребляется в ДС/ЗТ не раз: «Согласно кондиций» [ЗТ 15], «Согласно законов гостеприимства» [ЗТ28].

11//15

Помню, игрывал я в гостиной на ковре хоросан, глядя на гобелен «Пастушка»… Хорошее было время, золотое детство!.. — Перекличка (или случайное сходство?) с «Петербургом» А. Белого: «Да, вот тут он играл, тут подолгу он сиживал — на этом вот кресле… и все так же, как прежде, висела копия с картины Давида…»[гл. 5: У столика].

11//16

…Пишите, борец за идею. — Выражение встречается в «Братьях Карамазовых», причем тоже в ироническом смысле: «Я знал одного «борца за идею»…» [ч. 2, кн. 6, III д, из бесед Зосимы]; более ранний его след теряется. О его ироническом узусе в раннесоветскую эпоху говорит цитата из «Хулио Хуренито» И. Эренбурга, где в Москве 1920-х гг. большевистский функционер, «добродушный толстяк», заказывает художникам «портреты: свой — одинокий (борец за идею), с женой (тоже борец)… жены борца и себя в семейном кругу (отдых борца)» [гл. 30].

11//17

— Какие деньги? — сказал Остап… — Вы, кажется, спросили про какие-то деньги? — Характерный интонационный рисунок, возможно, из стилизованной речи одесской босяцкой аристократии. Ср. у С. Юшкевича: «— Какая пуговица? — удивился Леон Дрей. — Вы, кажется, сказали — пуговица? Или мне, может быть, послышалось?» [Леон Дрей, 531].

11//18

Своими руками отдал ореховый гостиный гарнитур!.. Одному гобелену «Пастушка» цены нет! Ручная работа!.. — Продавцы и покупатели забывают о призрачности торгуемой мебели, о том, что она, собственно говоря, существует только на бумаге, что речь идет о «тенях» гарнитуров и гобеленов. Соавторы, как обычно, находят способ спроецировать советский элемент — распределение мебели по ордерам — на мотивы классической литературы, в данном случае гоголевские. Для Коробейникова ордера эти имеют всю ценность и реальность подлинных предметов, и он говорит о них с тем же жаром, с каким Собакевич расхваливает умерших крестьян и мастеровых: «Другой мошенник продаст вам дрянь, а не души; а у меня что ядреный орех, все на отбор… Вот, например, каретник Михеев! ведь больше никаких экипажей не делал, как только рессорные… Милушкин, кирпичник! мог поставить печь в каком угодно доме» [Гоголь, Мертвые души] и т. д.

Впрочем, случай Коробейникова несколько особый; его отношение к ордерам, помимо психологической мотивировки, может иметь и архетипическую, издавна связываемую с его профессией. Если, как говорилось [см. выше, примечания 6–8], архивариус — персонаж загробного мира, то понятно, что «тени» мебели для него более непосредственная реальность, чем сама мебель. В этом смысле Коробейников стоит в том же ряду, что и гробовщик Безенчук с его иерархией смертей; гробовщик — персонаж, чей мир представляет собой как бы негатив по отношению к нормальному миру: мертвые для него «живут», на них переносится ряд атрибутов живых людей (ср. замечание пушкинского гробовщика о том, что «мертвый без гроба не живет» и т. п.).

11//19