Романы Ильфа и Петрова

Новшества необходимы, ибо классическая версия в духе "физиологий" XIX в. в пору модернизма уже воспринимается как затертый штамп. Так, в "Фальшивомонетчиках" А. Жида (1925) школьник Люсьен фантазирует перед приятелями о том, как он опишет в терминах людских потоков один день в жизни Люксембургского сада: "За^ем появление кормилиц... Потом выход младших классов школ... Бедняки приходят позавтракать на скамейке... А потом толпа — в час музыки и выхода из магазинов..." и т. п. Но прием уже устарел, и никто из сверстников его не слушает.

Соавторы в ЗТ не воспроизводят данную схему полностью — это не является их целью, а дают лишь знак, росчерк этого жанра в его наиболее известных образцах. Типичные моменты предстают выборочно и эскизно, без той детальной разработки, какую мы встречаем в "Невском проспекте", но зато с шутливыми виньетками, например: "...в городе светло, чисто и тихо, как в государственном банке". В этом отношении подход авторов ЗТ близок к поэтическому, пушкинскому методу развертывания романных элементов, к жанру "романа в стихах" [см.: Ю. Тынянов, О композиции "Евгения Онегина" // Ю. Тынянов, Поэтика. История литературы. Кино, 61, 65, 67].

Всегдашняя сюжетная находчивость соавторов проявилась в том, что данный жанр, с его акцентом на всем среднестатистическом, избран для оформления именно этой главы. Ведь в ней впервые появляется на страницах романа Александр Иванович Корейко, для которого мимикрия и невыделимость из однотипной массы является главным принципом существования.

Минутой позже Корейко незаметно вольется в людские потоки, сменяющие друг друга по формуле "час таких-то" (в его случае — служащих): "...хозяин чемодана покинул вокзал как раз в то время, когда на улицах уже появились наиболее примерные служащие. Он вмешался в их нестройные колонны, после чего костюм его потерял всякую оригинальность". Слияние Корейко с униформной толпой граждан почти эмблематически выражает тему этого персонажа, как и далее — его растворение в толпе одинаковых людей в противогазах [см. ЗТ 23//2].

Сходный момент вхождения в толпу индивида, — имеющего, кстати, то же имя-отчество, что и Корейко, и столь же конспиративную природу, — находим мы в картине городской толпы как икры у А. Белого: "Плечо Александра Ивановича [Дудкина] моментально приклеилось к гуще; так сказать, оно влипло... Икринкой вдавился он в чернотой текущую гущу..." [Петербург, там же].

4//2

...Но уже доносится далекий гром: это выгружаются из дачных поездов молочницы с бидонами... [и далее:] Больно ударившись несколько раз об их [молочниц] железные плечи, он подошел к камере хранения... — Волна молочниц с жестяными бидонами за спиной отмечается и другими авторами, причем с метафорикой чудовищного, грозного, гремящего: "С прибывающих поездов шли целые полчища верблюдообразных молочниц" [Л. Раковский, Прогулка Мелетия Середы, КП 01.1928].

4//3

В такую минуту хочется.плакать и верить, что простокваша на самом деле полезнее и вкуснее хлебного вина... — Хлебное вино — эвфемистический (но в то же время и официальный: писался на бутылках) синоним водки в речи и в прессе тех лет. "Квалифицированный слесарь... хлебного вина не потребляю, член партии с 23-го года..." [В. Катаев, Ножи]. "Он сидел... перед только что раскупоренной бутылкой хлебного вина..." и затем: ".. .запер водку в буфет" [Заяицкий, Баклажаны]. В отличие от собственно водки, какой мы ее знаем, хлебное вино могло быть разной крепости: в прессе упоминается, например, и " 20-тиградусное хлебное вино ". Эти градации существовали до октября 1926, когда была установлена стандартная крепость хлебного вина в 40 градусов.

О пропаганде простокваши (лактобациллина) см. ДС 30//18. "В такую минуту хочется..." — ср. лермонтовское: В минуту жизни трудную... / И верится, и плачется... [Молитва] — или чеховское: "Хотелось и плакать, и смеяться, и молиться..." [Исповедь].

4//4