— Идеология заела, — услышала она бормотание деда, — а какая в ребусном деле может быть идеология?
— Переход к индустриализации сопровождался резким усилением идеологического давления на все сферы жизни. Это немедленно сказалось на массовой культуре, в первую очередь на иллюстрированных журналах, которые до того являли довольно пеструю и занимательную картину. Между "Огоньком" и "Красной нивой" за 1926-1928 и за 1930-1931 — целая пропасть. Широкий спектр очерков из современной жизни, зарубежных корреспонденций, научно-популярных статей, исторических и литературных курьезов, путевых зарисовок и пр. внезапно сменяется казенным единообразием производственной тематики, проникающей во все поры журналистской продукции. Эта смена установок видна на примере "Викторины" 4 — любимой читателями игры "Огонька", с января 1929 одиозно переименованной в "Индустриалу"."Викторина" предлагала читателю вопросы общекультурного характера: "Что такое архипелаг? В какой книге действующее лицо — Шахерезада? Почему в северо-западной Европе мягкий климат? Какое метательное орудие само возвращается к бросившему его? Сколько председателей ЦИКа СССР? Какая форма государственного правления сейчас в Венгрии? Что значит "Страдивариус"?" и т. п.
"Индустриала" ожидает от читателей эрудиции иного рода и порой звучит как юмор: "Какой город первым перевыполнил подписку на заем „Пятилетка в 4 года“? Какое условие должно выполнить предприятие, чтобы в первую очередь быть переведенным на 7-часовой рабочий день? На какой, единственной в СССР, ферме применяется удой коров электрическим способом? Какое предприятие явилось инициатором рабочего шефства над учреждениями? Выполнили ли мы в этом году план весенней путины? С каким союзом сливается союз сахарников? Какой газетой организована всесоюзная перекличка скрытых ресурсов промышленности? Расшифруйте МБРЛ (ВОМТ)" и т. д. У участников игры предполагается феноменальная память на цифры и способность предвидеть будущее: "Во сколько раз возрастет к концу пятилетки число городов, имеющих автобусное сообщение? Какое количество апатитов будет добыто в текущем году, и какое — в следующем? Продукция какой отрасли промышленности будет утроена в третьем году пятилетки?" [Ог 1928 и 1930] и т. д.
В журнале "Тридцать дней" публиковались "земфабры", или картинки с вопросами — ср. загадочную картинку Синицкого: "Где председатель этого общего собрания рабочих и служащих, собравшихся на выборы месткома насосной станции?" [ЗТ 14]. Здесь требовались уже не только знания, но и искусство политически правильных оценок: "В связи с какой общественно-политической кампанией приехали шефы в село?.. Правильно ли учтены нетрудовые элементы?.. Хорошо ли проводится хлебная кампания?.. Правильно ли распределен сельхозинвентарь?.. Успешна ли в селе антирелигиозная пропаганда?.. Развита ли в этом учреждении самокритика?" и т. п. [ТД 04.1929].
Индустриальная тематика все более захлестывала сферу развлечений: "На стенах серии портретов, книг (без фамилий авторов), фотографий заводов, строительств, карт, — все это материалы для угадывания" [К. IL, Что на афише? ТД 07.1930]. Раздавались требования политизировать шахматные отделы журналов [Шахматы или пятилетка, Смена 10.1931; в кн.: Белинков, Сдача и гибель. ..,417]. Идеологизация коснулась даже детских садов, где изгонялись традиционные игры и книжки (например, сказки К. Чуковского) и насаждались игры на темы пятилетки [Fischer, Му Lives in Russia, 56-57]. Среди других детских забав критика обрушилась на оловянных солдатиков как на "игрушку скучную, бесполезную" [Л. Кассиль, Республика малышей, КН 16.1930].