Романы Ильфа и Петрова

Я на вас буду жаловаться в Сфатул-Церий, в Большой Хурулдан! — Остап, как всегда, проявляет дар бравурного скрещения слов, но у него весьма приблизительное представление о румынских органах власти. Если Сфатул-Церий — это учредительное собрание в Кишиневе, передавшее в 1918 Бессарабию под власть Румынии (и часто поминаемое в печати как одна из голов гидры зла и враждебности к СССР), то Большим Хурулданом называлось дружественное СССР собрание народных представителей в Монголии, Тан-ну-Тувинской республике и советской Бурятии: "В Бурят-Монгольской республике собирался съезд делегатов, "Великий Хурулдан" " [Талызин, По ту сторону, 181].

Вопрос огоньковской "Викторины": "28. Что такое Сфатул-Церий?" Ответ: "Бессарабское учредительное собрание, утвердившее захват края румынами" [Ог 16.09.28]. Вопрос огоньковской "Индустриалы": "15. Что такое Великий Хурулдан?" Ответ: "Съезд народных представителей — верховный орган власти Монгольской республики" [Ог 20.06.30].

36//9

Сигуранца проклятая! — Сигуранца ("безопасность") — тайная полиция, еще один постоянный атрибут буржуазно-помещичьей Румынии: "Бессильны сигуранца и белый террор в борьбе против всепобеждающей стойкости борцов пролетарской революции" или "...[П. Истрати] припал жадными устами к румынской сигуранце". С нею связываются варварские пытки и избиения. Параллельна польской "дифензиве", часто упоминавшейся в тех же контекстах [Под гнетом румынской буржуазии (к годовщине захвата Бессарабии), КН 04.1930; Бор. Волин, Литературный гайдук, Пр 20.10.29; В. Дембо, Между Днестром и Дунаем, КН 05.1928].

36//10

Разжав руку, Бендер увидел на ладони плоскую медную пуговицу, завиток чьих-то твердых черных волос и чудом сохранившийся в битве орден Золотого Руна. — Орден Золотого Руна, единственный остаток бендеровского богатства, — символическая виньетка в конце романа, посвященного погоне за сокровищами. Золотое руно — драгоценный объект поиска в мифе об аргонавтах; согласно некоторым толкованиям, оно выражает одновременно идеалистические устремления, "поиск истины и духовной чистоты", и неверный путь к достижению идеала [Chevalier et Gheerbrant, Dictionnaire des symboles: Toison d’or]. Подобная интерпретация созвучна образу Бендера, который, по замыслу соавторов, является героем целенаправленным и по-своему идеалистичным, но в более высоком смысле заблуждающимся. Обратим внимание на изящество и смысловую емкость заключительной виньетки: в ордене Золотого Руна воспроизводятся важные темы романа ("золотой телец", ancien regime, "королевское" превосходство Бендера над окружающими), но в абстрактно-метафорическом и "облегченном" виде, как это и подобает концовке, функция которой — снятие напряженности, переход от "mediae res" сюжетного действия к дистанцированному от него неподвижному символу.

36//11

Не надо оваций! Графа Монте-Кристо из меня не вышло. Придется переквалифицироваться в управдомы. — Фраза "Не надо оваций" встречается в фельетоне В. Катаева "Искусство опровержений" (1926).

Граф Монте-Кристо, с его интеллектуализмом и магнетической властью над окружающими, несомненно, является (наряду с Шерлоком Холмсом, Воландом и др.) одним из главных воплощений того архетипа, к которому принадлежит и Бендер в своей "высокой" ипостаси (о глубинной идентичности этих героев см. Введение, раздел 3, а также ЗТ 2//25; ЗТ 6//10; ЗТ 14//5). От героя Дюма идет, между прочим, конкретная тактика преследования Бендером Корейко: сбор компрометирующих материалов о прошлом противника. К концу романа один за другим отпадают все примерявшиеся к Бендеру роли высокого плана — ср. его собственное признание в несходстве с Христом и развенчание его полководческих претензий [ЗТ 35//17 и 20]. Финальная его сентенция, таким образом, более широка по значению, она подытоживает целый ряд линий, в которых из Бендера "не вышло" то высокое, к чему он полушутливо примерялся и о чем всерьез мечтал.

А. Д. Вентцель очень метко усматривает "антипараллель" к этому финалу похождений Бендера в мотиве Роальда Амундсена [ЗТ 30//5]. Там итог жизни исследователя также подводится на фоне льдов: "...Проносясь в дирижабле „Норге“ над Северным полюсом, к которому [Амундсен] пробирался всю жизнь, [он] без воодушевления сказал своим спутникам: „Ну, вот мы и прилетели". Внизу был битый лед, трещины, холод, пустота. Тайна раскрыта, цель достигнута, делать больше нечего, и надо менять профессию" (ср. последнюю фразу романа: "Придется переквалифицироваться в управдомы") [Вентцель, Комм, к Комм., 360]. Такое повторение мотива в инвертированном и увеличенном виде вполне типично для сгущенной техники классического романа, которую используют Ильф и Петров.