– Сынок, – ответил Бодемагус, покачав головой, – не великим ростом и не мощью телесной силен добрый рыцарь, но великим сердцем. Ты не обретешь славу Ланселота за то, что сложен не хуже; ибо Ланселота чтут как самого доблестного из ныне живущих рыцарей; и такова его слава повсеместно.
– В моем краю, – отвечал Мелеаган, – я признан не менее, чем он в своем; и дай мне Бог дожить до того, чтобы иметь случай показать, кто из нас большего стоит.
– Сын, ты легко найдешь такой случай, если ищешь; но не забудь: тебя хвалят лишь в твоей стране, Ланселота же – во всем мире.
– Если он такой хваленый, что же он не идет освобождать изгнанников-Бретонцев из ваших земель?
– Его отвлекали другие дела; вполне возможно, что однажды он отважится на это.
– Не дай Бог, пока я жив, чтобы ему или кому-то еще удалось их освободить!
– Оставим это, сынок; когда ты совершишь и повидаешь столько же, сколько он, возможно, ты умеришь свой пыл.
На этом их речи иссякли. Когда настал день, Галеот велел приготовить все для своего отъезда; и наутро, прослушав мессу, Ланселот и многие бароны из Сорхо выехали в путь, чтобы вместе податься ко двору короля Артура.
LXV
Так долго ехали верхом Галеот, Ланселот и бароны, что прибыли в Камалот. Король принял их с превеликой радостью; но двор оказал бы им еще любезнейший прием, не будь все друзья королевы обеспокоены наветом, принесенным ей девицей из Кармелида. На другой день после великого праздника Рождества в лугах Камалота были устроены конные игрища[201]
в турнирных доспехах; условлено было, что в ход пойдут только щиты и копья, притупленные на концах. Рыцари Галеота держали одну сторону, рыцари Артура – другую. Будучи одним из сподвижников Круглого Стола, Ланселот стал на сторону короля. Среди двухсот рыцарей Галеота можно было распознать Короля с Сотней Рыцарей, Первопокоренного короля, короля Кало, короля Кламедаса с Высоких островов и, наконец, Мелеагана Горрского. Галеот и Артур довольствовались тем, что наблюдали, не приняв участия в состязаниях, а королева вместе с госпожой Малеотской села у зубцов передовой башни, где ее вид вдохновлял бы соперников на подвиги.Ланселот на могучем и великорослом коне, никого иного к себе не подпускавшем, первым делом двинулся на короля Кало; когда оба копья преломились, он ринулся наперерез рядам соперника, срывая щиты, нанося удары, сбивая прочь любого, кто пытался заслонить ему путь. Скоро все расступились перед ним, кроме Короля с Сотней Рыцарей, который счел за дело чести остановить его и ждал, не трогаясь с места. Щиты их уцелели, и они остались в седлах; но копья разлетелись в щепы, а конь Ланселота, напирая на коня Короля, опрокинул друг на друга всадника и лошадь. Король вернулся в седло, потребовал новое копье, появился снова и снова очутился на земле. Он бы не смог подняться, если бы не оруженосцы.
– Сир, – сказал тут Лионель Ланселоту, – смените коня; тот, что под вами, опасен и для вас, и для других.