Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

– Сударыня, кто так жестоко обошелся с вами и почему вы поминаете мессира Гавейна, одного из тех, кого я люблю сильнее всех на свете?

– Как вас зовут? – спросила она слабым голосом.

– Меня зовут Ивейн, я сын короля Уриена, двоюродный брат того, о ком вы сожалеете.

– Увы! Если бы мессир Гавейн был здесь, он бы не поберег ни душу, ни тело, чтобы отомстить за меня; ведь я терплю муки единственно за то, что оказала ему услугу. Он бы защитил меня не только ради меня самой, но и ради того, кто вам виден совсем неподалеку и кого они, наверное, убили.

– Кто же этот рыцарь?

– Он вам хорошо знаком: это Сагремор Шалый!

Велико же было волнение мессира Ивейна; но кого ему первого спасать, друга или девицу? Он выбрал ее и перерубил сук, на котором она была подвешена. Девица упала; он собрался ее развязать, когда вдруг явился во всеоружии рыцарь из шатра.

– Сир, – сказал мессир Ивейн, – я не знаю, кто вы такой; но вы совершили тяжкое преступление, обойдясь недостойно с одним из лучших рыцарей из дома короля Артура и с этой девицей, ехавшей под охраной мессира Гавейна.

– Как! – воскликнул рыцарь, – вы из дома Артура?

– Разумеется; и не вы принудите меня от этого отречься.

– Тогда берегитесь, я вас вызываю.

Они берут разгон и устремляются друг на друга; рыцарь ломает глефу о щит мессира Ивейна; а тот, более сопутствуемый удачей, одним ударом валит всадника и коня и, не давая рыцарю подняться, пять или шесть раз проезжает по его телу; затем возвращается к девице и принимается развязывать ее. Но из шатра выходит второй рыцарь и вызывает его, подобно первому. Мессир Ивейн едва успел развязать девице руки; он спешно садится в седло и с глефой наперевес поджидает нового противника. Они со всей силы бьют в щиты; наконец, глефа рыцаря разбита, мессир Ивейн его приподнимает, бросает через конский круп и снова возвращается к девице. Опершись на свою глефу, он соскочил с коня и стал развязывать ей волосы; но они были так длинны, тонки и перепутаны, что дело продвигалось медленно.

– Отрежьте их, ради Бога, – просила его страдалица.

– Нет, сударыня, они слишком хороши; не хотел бы я похитить у вас такое сокровище.

Между тем из шатра вышли другие рыцари и стали выкликать ему угрозы; так что, прежде чем распутать все пряди, пришлось ему заново взяться за глефу и сесть на коня. Все устремились на него, накинулись разом и сбросили наземь сбоку от его коня. Он встал и продолжал усердно отбиваться, но тут один из нападавших сказал другим, что стыдно, мол, шести конным воевать с одним пешим.

– Дадим ему время хотя бы сесть на коня; у нас еще будет довольно перевеса.

Поколебавшись немного, они отступили, а тот, кто удержал их, обратился к мессиру Ивейну:

– Ей-богу, рыцарь, если вы от нас уйдете, вы будете великий герой. Давайте поменяемся конями: мой стоит двух таких, как ваш, он отдалит тот миг, когда вы разделите участь другого всадника, привязанного вон к тому стволу.

Он говорил так, чтобы ввести своих сообщников в заблуждение; на деле же он желал освободить Сагремора; ибо это был рыцарь, которого Сагремор, как не следует забывать, победил и вынудил сдаться в ту ночь, когда сопровождал мессира Гавейна к дочери короля Норгалльского. Сей рыцарь в возмещение поклялся приходить ему на помощь против всех и вся. Мессир Ивейн охотно согласился на предложенную мену, и бой возобновился. Все так же делая вид, что помогает своим соратникам, рыцарь Сагремора изловчился и стал между ними и мессиром Ивейном, весьма удивленным столь нежданной помощью. Тут рассказ его покинет, чтобы поведать нам, как обстоят дела у Ланселота.

LXXVI [249]

Расставшись с мессиром Ивейном и герцогом Кларенсом, Ланселот пустился по дороге, которая далее сливалась с той, что избрал мессир Ивейн. До конца дня ему никто не встретился. Перейдя длинную долину, он преодолел холм, ее замыкающий, и вскоре после этого заметил носилки с рыцарем в сундуке. От девицы он узнал о тщетной попытке, предпринятой рыцарем, обладателем белого щита с алым львом. По этой примете Ланселот узнал мессира Ивейна.

– Извольте раскрыть этого рыцаря, – сказал он девице.

– Со всей охотой, если вы попытаетесь поднять его, обещая за него отомстить.

Ланселот обещал, и оруженосцы поставили сундук на землю. Тогда он продел руку раненому под мышку, поднял его без усилий и бережно уложил на траву. Рыцарь испустил глубокий вздох и сказал, глядя на Ланселота:

– Сир, да будет благословен час вашего рождения! Вы совершили то, что напрасно пытались сделать многие другие. Вы лучший рыцарь в мире, я это вижу, и вам я обязан окончанием моих нестерпимых мук. Теперь они ничто по сравнению с тем, как я страдал в сундуке.

Он подал знак одному из оруженосцев.

– Поспешите известить моего отца и брата о том, что вы видели, – сказал он, – этот доблестный рыцарь приедет на ночь к нам домой; мы примем его со всеми почестями, каких он достоин.

День клонился к закату; пора было выбирать, ночевать в лесу или пойти следом за носилками; Ланселот принял приглашение рыцаря.