Романы Круглого Стола. Бретонский цикл

– Конечно, сынок; король Артур – ваш дядя и мой брат; а еще он близкая родня вашему отцу, королю Нотру, как я слышала частенько от вашей бабки, королевы Игрейны.

– Если так, – ответил Галескен, – я добьюсь, чтобы мой дядя Артур сам препоясал меня рыцарским мечом, и ни за что на свете я не оставлю его дружину.

После того юноша возвратился в свой покой, призвал гонца и наказал тому пойти передать от него Гавенету[386], старшему сыну короля Лота, просьбу прибыть на третий день Пасхальной недели к Новому замку, в Бредиганском лесу[387], куда он и сам приедет, чтобы потолковать с ним об одном важном деле.

Как вы уже знаете, у короля Лота было четыре сына, не считая Мордреда, истинный отец которого вам известен не хуже. Звали этих четырех Гавейн, Агравейн, Гахерис и Гарет.

Однажды юный Гавенет возвращался с охоты, одетый в сугубо походное платье, какое мог зимой носить оруженосец; он вел двух борзых на поводках, а следом бежали две ищейки. Гавенет был высок и хорош собою. Послушайте, какой дар он получил при рождении: он вставал поутру одним из бравых рыцарей сего мира; к шести часам сила его возрастала вдвое, а к девяти часам – вчетверо; когда звонили полдень, он снова был таков, каким пробудился, затем удваивал силы к Девятому часу и учетверял к часу Вечерни, к полуночи. Такова была природа Гавенета[388].

Его мать[389] сидела у камина перед жарким пламенем: она печально размышляла о баронах, не признающих короля Артура, о нашествии Сенов, о том, не окажется ли земля Бретани навеки во власти безбожников. Увидев слезы, струящиеся по лицу матери, Гавейн спросил:

– Матушка, отчего вы так плачете?

– Разве нечего мне оплакивать? – ответила дама. – Я вижу, как вы теряете время на вздор, когда вам подобало бы уже стать рыцарями и носить оружие при дворе вашего дяди, короля Артура. Так вы подвели бы дело к миру между своим отцом и дядей. Это ли не великая гордыня и великая вина баронов – не признавать Артура и продолжать войну, не угодную Господу Богу, как видно по несчастьям, от нее проистекающим? Пока они бегут от Артура, Сены вторгаются в их земли и обращают все в прах. А вы и не помышляете, как их помирить, а тратите время впустую, гоняясь за зайцами в поле.

– Как, матушка, – воскликнул Гавейн, – так это правда, что король Артур – ваш брат и наш дядя?

– В этом не сомневайтесь, сынок.

И тут она рассказала, как Артур был зачат, воспитан у Антора, признан Мерлином, Ульфином, архиепископом; как выдержал испытание каменной плитой.

– Раз такое дело, – сказал Гавейн, – перестаньте плакать, матушка; помяните мое сыновнее слово, я приму шлем на голову и меч на пояс не иначе, как из рук короля Артура. Я поеду с братьями в Логр, чтобы получить от него доспехи и впредь поддерживать его против всех и каждого, кто вздумает его свергнуть.

– Не мне отговаривать вас, сынок, ведь последняя моя надежда – на доброе согласие между королем, моим супругом, и королем, моим братом.

Тут в залу вошли Агравейн, Гахерис и Гарет. Королева пересказала им свою беседу с Гавенетом.

– Верно, братец, – сказал Агравейн, – вас же первого надо пристыдить; вы у нас старший, вам и положено представить нас ко двору короля Артура, а не на охоту водить. Не дадим поймать себя в западню, как малых птенцов: отсюда до Сенов один день пути; как же их изгнать с наших земель без короля Артура?

Гавейн не стал выговаривать брату за такие речи.

– Осталось лишь собраться, – сказал он, – через две недели выезжаем.

– Не беспокойтесь ни о чем, мои милые, – ответила мать, – я распоряжусь о ваших доспехах и лошадях; вам останется только сесть и поехать, спаси и сохрани вас Господь.

На другой день после столь важного решения Гавенет получил послание от кузена Галескена, назначавшего ему встречу у Нового замка, в Бредиганском лесу. Гавейн ответил на его призыв, и в третий день Пасхальной недели четверо братьев были в означенном месте.

– Кузен, дорогой мой, – сказал Гавенет Галескену, – я не хотел бы пренебречь тем, чего желаете вы, но я задумал другой поход, крайне желательный для меня.

– Сир, – спросил Галескен, – куда же вы хотите идти?

– Я хочу, – ответил Гавейн, – пойти служить самому доблестному, самому великодушному, самому честному, самому милосердному и самому высокочтимому из всех рыцарей на свете.

– Ого! – отозвался Галескен, – скажите нам имя этого рыцаря; это, часом, не тот ли, о ком я собирался вам говорить?

– Имя его, – сказал Гавенет, – не из тех, что боязно произносить среди добрых людей. Это монсеньор Артур, наш дядя, с которым местные бароны затеяли столь злобную распрю. И знайте, что я в жизни не буду носить другого меча, кроме того, что приму от него.

При этих словах Галескен бросился к Гавенету с распростертыми объятиями:

– Я же к тому и просил вас встретиться, – сказал он, – чтобы вместе обсудить, как бы нам добраться до короля Артура и просить у него посвящения.