Романы Круглого Стола. Бретонский цикл

Тем временем Сены собрались с последними силами; ведомые могучим исполином, королем Сафареном, они сумели сбросить с коней в самом плачевном виде многих рыцарей Круглого Стола и сподвижников Артура. Леодагана снова выбили из седла и затоптали ногами. Он бы погиб, когда бы не подоспел Артур, полный решимости биться с великаном. Он взял длинное и крепкое копье с железным острием и ринулся туда, где лежал король Кармелидский.

– Сир, – закричал ему король Бан, – с кем это вы собрались сразиться? Никак вон с тем великаном, вдвое больше и сильнее вас? Вы слишком молоды, оставьте это мне; я покрепче вас и постарше.

– Да прокляни меня Бог, – отвечал Артур, – если хоть однажды мне случится заставить кого-то биться вместо меня! Чем опаснее этот великан, тем сильнее я хочу испытать, чего он стоит; я никогда не узнаю, чего стою я сам, если не померяюсь с ним.

Сафарен, заметив Артура, остановился; все, кто были вокруг, Сены и Бретонцы, приостановились тоже, чтобы поглядеть, кто кого одолеет: малорослый юнец или Сафарен, громаднейший и сильнейший среди Сенов. Оба пустили коней во весь опор, ударили копьями о щиты, силясь пронзить их или разбить. Копье Сафарена переломилось первым, задев Артуру левый бок; копье же Артура пронзило щит и кольчугу, проникло Сафарену в самое нутро и прошло его насквозь; тот упал, истекая кровью, простертый и безжизненный. Со смертью великана боевой пыл Сенов иссяк; несказанно рады были те из них, кто сумел выбраться на луга Анеблеза, где стоял король Рион с прочими своими людьми. Гвиневра с высоты стены узнала в победителе великана того рыцаря, что освободил ее отца.

– Кто бы мог быть сей отважный боец? – расспрашивала она.

– Это, – отвечали ей, – один из новобранцев, недавно принятых.

– Кто бы он ни был, – сказала она, – он, конечно, благородных кровей. Человек худородный никогда не проявит такой великой доблести.

Обратив в бегство четырех королей и поделив добычу между победителями, король Леодаган вернулся в свой город Кароэзу, и первой его заботой было отблагодарить сорок безымянных наемников, прося их принять его кров и присоединиться к рыцарям Круглого Стола. Как только с них сняли доспехи, прекрасная Гвиневра, облачась в самые дорогие свои одежды, принесла им горячую воду в серебряном тазу. Артур не соглашался принять ее услуги; но пришлось ему и двум королям, Бану и Богору, уступить настояниям Леодагана. Девица собственноручно умыла им лица и шеи, затем бережно вытерла их тонким полотном. Другая красавица, тоже по имени Гвиневра, дочь жены сенешаля Клеодалиса, точно так же услужила прочим рыцарям. Здесь надобно рассказать обстоятельства рождения этих двух Гвиневр[404].

Да будет вам известно, что король Леодаган был женат на даме знатного рода, отменной добродетели и превеликой красоты. Дама привезла с собой из отеческой земли одну девицу, не менее мудрую и прекрасную. Сенешаль Клеодалис, вскоре воспылав к ней любовью, испросил у короля дозволения жениться на ней. Став его супругой, она заняла место за столом придворных дам королевы, всегда богато одетая, как и подобало ее сану. Король не мог не заметить ее приятный нрав и был ею очарован. Он долго не раскрывал свои помыслы, пока однажды после дня Святого Иоанна не отправил сенешаля совершить набег на Сенов; дама же осталась при королеве, которая питала к ней самые нежные чувства. Однажды ночью король, разделив с женою ложе, одарил ее дочерью, которую потом нарекут Гвиневрой. Королева, будучи дамой примерной, имела обычай вставать по ночам, чтобы пойти в дворцовую часовню, прослушать заутреню и прочие службы, отправляемые перед мессой. В ту самую ночь, когда она зачала Гвиневру, она встала, подошла к постели жены сенешаля, чтобы позвать ее с собою; но, увидев, что та крепко спит, не захотела ее будить и удалилась с псалтырем в руке. Король за нею следил и увидел, что она вышла из покоя сенешалевой жены одна; сам он тут же поднялся, загасил свечи, горевшие от одной залы до другой, и неслышно вошел, намереваясь возлечь на ложе с женой Клеодалиса. Дама проснулась в испуге и спросила, кто это.

– Тихо, я король, – сказал он, – одно слово, и вы умрете.