- А это, какое число?
Стою, обхватив себя руками за плечи и мне ужасно холодно здесь, с ним, несмотря на водолазку. Пригожин, все также не глядя на меня, берет с полки свой ежедневник.
- Сейчас я тебе скажу, по-моему, двадцать шестое, да двадцать шестое.
Сергей бросает на меня быстрый взгляд:
- А что?
- Да так, ничего, просто спросила.
- Угу, понятно.
- Так… Э-э-э…
Замолкаю, не зная, что еще спросить, а он поднимает голову, смотрит на меня, то ли ожидая продолжения разговора, то ли моего ухода. Наверно, все-таки, ухода. Я сдаюсь и поднимаю вверх руку, прося прощения, что потревожил. Вздохнув, разворачиваюсь и ухожу, зябко потирая себя за плечи. Не знаю, почему меня так крючит. Такое ощущение, что я тут никому не нужна… Не нужен… Поеду домой.
***
Там, в квартире, долго прихожу в себя, переживая «ледяной душ», устроенный мне Сергеем. Он даже похолодней пожарного душа в туалете, когда Машка металась по офису с метлой. Там хоть потом был теплый Пригожинский пиджак согреться и еще его дружеское плечо. Теперь этот пиджак словно из морозильника и опереться мне не на кого… Куда вдруг все исчезло… Почему… Переодевшись самостоятельно, без сторонней помощи, в домашнее – облегающую голубую маечку и брючки, остаток дня сижу в гостиной, жду Светку, ругаю Пригожина с Федотовой и накручиваю себя. Мне нужен собеседник, чтобы выплеснуться и выпустить пар, а подруги все нет и нет. Дорохина, наконец, приезжает, довольная до пузырей и с огромным букетом алых роз. Выхожу ее встречать:
- Давай-ка, подержу.
- О, привет. На!
Взяв цветы в охапку, жду, пока Светлана переобуется.
- Привет, да... Петрович цветами одарил?
- Ага, кто же еще… А у тебя как?
- По-всякому.
- В смысле?
- Да… На работу заезжала.
Дорохина забирает назад свой букет и идет с ним на поиски вазы. Кричит из гостиной:
- И что, без тебя все плохо?
- По-моему, моего отсутствия никто и не заметит. Но это не главное.
- А что главное?
- Представляешь, Петрович посылает Пригожина в Барселону, на целый месяц или два, вроде как на стажировку… Да не одного, а со своей придурошной дочуркой.
- Ничего себе командировочка… Я бы от такой не отказалась.
Прислонившись спиной к торцевому пилону с отгораживающими прихожую полками и сложив руки на груди, наблюдаю, как Светлана возвращается на кухню, наливает в вазу воду из-под крана, а потом тащит ее, вздыхая, вместе с цветами обратно в гостиную.
- Красиво, да?
Нехотя соглашаюсь:
- Да, очень красиво.
Но мои мысли сейчас не о букетах, они по-прежнему бурлят там, в офисе. Я еле дождался подругу и мне просто невтерпеж высказать все, что я думаю о Пригожине.
- Слушай, Свет, я вот вообще, вообще ни хрена не понимаю.
Дорохина садится на диван, все еще держа в руках вазу и цветы, а я плюхаюсь на боковой модуль. Светлана ставит вазу на стол и продолжает крутить в руках свой букет, так и эдак, рассматривая его. Никак не налюбуется. Не глядя на меня, она спрашивает:
- Чего ты не понимаешь?
Я тут же вываливаю на нее свое недоумение:
- Ну, вот ты объясни мне, хотя бы, как так можно, а? Сам же отвез меня к врачу, потом привез меня домой, сидел тут, ухаживал, еду готовил. Пятки целовал, миловал там, я не знаю….
Наконец, Дорохина вставляет букет в вазу и расправляет его. И может мне, наконец, уделить немного своего драгоценного внимания. Я возмущенно продолжаю:
- И что? И все это для чего? Чтобы, вот так вот, просто взять и улететь с этой дурой в Испанию, да?
- Слушай, ну ты же сама говорила, что он не отдыхать едет, а работать. И потом, для его карьерной лестницы это же ого – го!
- Слушай Дорохина, я тебя умоляю, о какой карьерной лестнице ты вообще говоришь, а? Ты что, думаешь, я ничего не понимаю?
Светка разводит руками:
- Филатова, тебя саму никак не поймешь - то ты говоришь, что ничего не понимаешь, то говоришь, что ты наоборот, понимаешь все!
Судорожно убираю волосы с лица. Поднимаю к потолку повлажневшие глаза. Чего она идиотку то из себя строит? Я не понимаю мутных поступков Пригожина, но мотивы семейки Федотовых примитивны как дрова. Дорохина продолжает разоряться не по делу, тратя избыток энергии на размахивание руками:
- Уже бы села и поговорила с ним, наконец. Уже бы тет-а-тет поговорили: «Да? Да! Нет? Нет!». И разбежались.
Это произносится так бездумно и равнодушно, с разглядыванием своего бесценного букета, что во мне поднимается волна раздражения. Светкин эгоизм меня бесит - кричит, ручками машет и все ни о чем. У нее, с этим своим Колюней совсем крыша съехала, и на меня ей плевать абсолютно…
Я же вроде внятно говорю, человеческим языком - у Пригожина семь пятниц на неделе, вот сегодня, например, на меня, уродливую, даже смотреть не захотел... Мое недовольство достигает предела, и я встаю, желая уйти. Цежу сквозь зубы:
- Спасибо.