Дарина ахнула и побледнела, как невеста в старом романе. А чего ещё можно было ожидать? – разозлилась Лика.
Гоша был какой-то странный, не похожий на себя. Кожа близка к серому цвету, круги под глазами, щёки осунулись и смуглые пальцы похудели. Глаза впали и стали как будто ещё черней. Он исподлобья посмотрел на Дарину:
– Солнышко…
Она и так уже дрожала, а от этого слова даже всхлипнула. Лику саму чуть не затрясло. Всегда бесило, когда он так говорил. Как будто не просто так.
– Он тебя бросил, – зашипела она, сжимая локоть подруги. – Он с другими гулял…
– Мне кажется, ему очень плохо, – сомневаясь, вздохнула Дарина.
– Ну и пусть! Ну и пусть ему будет плохо!
– Солнышко, пойдём, поговорим?
Неужели она снова будет жалеть его, смотреть с наивным восхищением и внимательно выслушивать обо всех его бесконечных тупых проблемах? Он опять будет хамовато жаловаться на тяжёлую его творческую жизнь, растворяясь в её понимающих глазах, а она – радоваться, что даёт ему силы. И он опять оживёт, уйдёт эта серость с лица, глаза заблестят, как два угля. Лучше бы он совсем посерел, растаял, сгинул, – Лике даже стало жарко от этих мыслей.
Глаза Дарины заволокло слезами.
– Конечно, поговорим…
***
Она вырубилась раньше обычного. Весь вечер была обессиленная, тихая какая-то. Секс что ли у них там случился? – предположила Лика. – Но тогда бы она загадочно улыбалась, порхала… Не понравилось? Значит, больше не пойдёт к нему.
Но на этом любовные свидания не закончились. Напротив – они стали отнимать Дарину у её творчества.
– Брось его, брось его, я тебя прошу, – твердила Лика – Тебя изматывает этот роман.
– Да я и сама порой хочу с этим всем покончить, – призналась, наконец, Дарина. – Хочу, но не могу. У меня сейчас нет сил делать даже наброски, нет желания… И уж тем более, работать над чем-то серьёзным. И на учебе завал. Но мне его жалко.
– Что его жалеть то? – обалдела Лика.
– Ну как… он талантливый, ему бы на сцене выступать, а куда он пробьётся, парень из простой семьи…
– Что за чушь? Причём здесь ты?
– Он говорит об этом, и уже так не переживает, уверенней становится.
– И часто он тебе так плачется?
– Что плохого в том, что я его поддерживаю? Ты ревнуешь… Да ты просто ревнуешь! Злишься, что я теперь больше времени с ним провожу, чем с тобой. Ну так почему бы тебе не найти себе кого-то? Зачем ты меня мучаешь? Нет своей личной жизни – в мою лезешь. Так от нашей дружбы совсем ничего не останется! – она раскраснелась, распалилась, голос стал выше на тон, сбивался.
– Дарина никогда так не выходила из себя, – подумала Лика, после чего одна закрыла ладонями лицо и ушла, а другая сложила перед собой руки, расправила спину и как будто успокоилась. Заряд, пробежавший от груди ко лбу, распределялся по всему телу мельчайшими частицами. Хотелось встать и идти – бодрой и смелой походкой.
«Это так странно, но от ссор я испытываю скорее удовлетворение… Можно передать гнев и боль, заполнить ими пространство вокруг, не испытав внутри себя… Противник станет отвечать и откроет себя, выбросит всё, что есть в нём… Случится столкновение двух разных (ледяной и горячей) энергий и взрыв. При взрыве выделится новое, приятное, горьковато-сладкое, горячее. А возьмёт себе тот, кто умеет забирать. Я умею.
Ну, тут, конечно, без актёрского мастерства никак. И это я, кажется, тоже могу. Главное – верить в эту боль и в этот гнев, верить в то, что они разумны и логичны, что они должны здесь быть, так, чтобы поверили все. Внешне быть расстроенной, взбешённой, оскорблённой настолько, насколько внутри – невозмутима и умна.
Мерзкий музыкант владеет этим в совершенстве… с такими лучше не сталкиваться, по крайней мере – на первых порах»
Лика поняла, что она практиковала это и прежде, ещё когда жила в деревне. Просто не задумывалась о том, почему ей становится так хорошо, когда на неё кричат, срывая с лица все маски. Мать потом мучилась от угрызений совести, а она строила печальную мину и праздновала триумф.
Вокруг непременно должна твориться драма. Сцены ревности, борьбы с несправедливым отношением, громкие голоса и слёзы – особенно горячее энергетическое поле. Жить в этой стихии нельзя, но нужно регулярно попадать в неё, чтобы заряжаться и побеждать в обычной жизни. А потом обворожительно улыбаться, эффектно поправляя шляпку. В противном случае она боялась слиться с «серой массой».
Комната подруги была завалена скомканной бумагой. Неделю лил дождь, она сидела в квартире, на учёбу не ходила под предлогом плохого самочувствия. Дарина почти всё время лежала, но не спала. Даже ночью Лика слышала, как она там ворочается. Время от времени к ней заходил Гоша, заботливо приносил фрукты, рассказывал, что и у него в институте всё плохо, возмущался тем, «какие дела творятся», целовал её и уходил. Улыбчивей она не становилась, плотнее запирала дверь и молча слушала дождь. Окно не развешивала.
Лика осторожно вошла, попыталась приоткрыть штору.
– Не надо, – злобно оборвала её Дарина.