Ромейское царство

Иереи, одетые в церковные одежды, были руководителями этих торжеств, двигались плавно и величаво. Благоговейное, смиренное пение канторов, псалтов, протопсалтов, лампадариев и доместиков хоров, самих прихожан, горящие свечи, церковные наряды, аромата-благовония призваны были создать атмосферу театрального действа, святости, увлечь, заставить забыться, устремиться мыслями к Богу, в надежде обрести Его благодать. Это чувствовали все присутствующие. Недаром уже постановлением упомянутого выше Карфагенского Поместного собора певчим запрещалось кланяться подобно актерам после исполнения песнопений.

* * *

Византийская Церковь запрещала зелья, но предлагала аскетизм и молитву, которые в чрезмерном количестве тоже могли приводить к почти бессознательному состоянию. Вместе с тем она действительно пыталась воспитывать в душах верующих те лучшие качества, к которым заповедал стремиться Христос. Спасение осуществлялось через богослужение, через Литургию, через Святые Таинства, к которым с XIII в. добавилось Таинство Покаяния, и поэтому Церковь как учреждение как бы обладала монополией спасения. Она же наставляла устами проповедников — священников на путь истины, на путь обожения и карала в меру возможности за всевозможные прегрешения.

Церковь не была уполномочена Христом принуждать физически, насилием: на это имело право только государство. Причем в его суды по светским делам могли обращаться и обращались и клирики, и лаики-миряне. Церковь же была негосударственным установлением, двуприродным богочеловеческим организмом. Поэтому главным инструментом воздействия на верующих являлось такое церковное наказание как отлучение от Церкви — афорисмос, которое лишало грешника церковных благ, включая благ Таинства Святого Крещения, ходатайства святых, молитвы и добрых дел верующих. И без того разобщенный с Богом, такой грешник оказывался совсем отсечен от церковного организма, а, значит, и от общества, исключительно предоставлен самому себе. Это стало ведущим из дисциплинарных правил Церкви, связанных с отлучением от Причастия.

Уже с III в., если верить писателю из Понта, Григорию Чудотворцу (ум. в 270 г.), отлучение имело три уровня. Они представляли собой отлучение от Святых Таинств, но без лишения церковных молитв и общения с верными.

Первому уровню отлучения подвергались так называемые плачущие. Им дозволялось входить только во внешний притвор храма — экзонартекс, где они умоляли верных, особенно служителей церкви, молиться за них. Здесь же находились другие кающиеся, так называемые слушающие — отлученные второго уровня, положение которых не сильно отличалось от «неверных». Они могли присутствовать на первой части Литургии, слушании Священного Писания и поучений, но затем, по завершении этой части должны были покидать церковь, не получив Причастия.

Отлучению третьего уровня подвергались так называемые припадающие или коленопреклоненные, которые оставались на литургии в коленопреклоненной позе, за амвоном, в задней части храма. Разрешение от грехов такие кающиеся получали только в четверг и пятницу Страстной седмицы — предпасхальной недели путем возложения руки епископа и разрешительной молитвы, освобождавшей их.

С IV в. появились группы кающихся четвертого уровня отлучения — совместностоящие («купно стоящие»). Они имели право оставаться до конца литургии, но без приношений и причащения. Впрочем, источники молчат о том, сохранились ли в это и в последующее время разряды кающихся, указанные Григорием Чудотворцем. Ясно лишь, что воспитательная роль Церкви сохранялась.

Как уже сказано, великое отлучение, то есть полное отлучение или изгнание из общины христиан, с лишением всякого, не только духовного, но и внешнего общения, было наиболее страшным. Это самое тяжелое наказание, по сути дела ставившее верующего вне общества и его законов, хуже того — обрекавшее его душу на вечные мучения, применялось в исключительных случаях и, как правило сопровождалось возглашением церковного проклятия от имени Бога — анафемы, которое публично совершали во время Божественной литургии в церквах. Но, следует учитывать, что даже предание анафеме являлось, скорее, врачеванием, чем неотменяемой карой. Церковь в лице ее архиереев, обладавших судебной властью, не должна была отвергать анафемствованного грешника, если он проявил истинное раскаяние — пенфос. Тем более, не имело места двойное наказание за один грех. Даже священнослужитель, совершивший преступление, за которое полагалось каноническое наказание, лишался священного сана, что называлось кафиресис, или ему запрещалось священнослужение, но его не подвергали отлучению от церковного общения. Сам тот факт, что примеры исключения из общины записывались и сохранялись, является косвенным указанием на то, что подобные случаи были необычны.