Ромейское царство

Нельзя сказать, что это было двоеверие: языческие образы вполне определенно отрицались и назывались в византийском мире изображениями демонов, бесов, но некоторые элементы старого восприятия оставались в народной популярной культуре, в «приходском православии» и уводили от верности Христу лишь к принадлежности Ему. Как следует из церковных правил и поучений, проповедей представителей духовенства, ревнители таких канонов из столетия в столетие безуспешно пытались искоренить указанные выше «рецидивы многобожия», плоды темного народного творчества, народные традиции и суеверия среди византийцев. Поэтому вполне можно присоединиться к заключению, высказанному профессором Сергеем Ивановым в одной из его публичных лекций, что «Византия как средневековое общество жила в „пространстве посередине“, не позволяя много открыто, но на многое смотря со снисходительной улыбкой». Именно в этом заключался смысл «пограничного» византийского мира, и в то же время крылось объяснение его удивительной толерантности, проявлявшейся в терпимом отношении даже к иным, не православным конфессиям, включая иудаизм и мусульманство.

Византийская Церковь не занималась жестким дисциплинированием, вышкаливанием людей. Ее священнослужители и церковнослужители не стояли над верующими ромеями, а находились как бы вровень с ними. У византийского духовенства не было целибата — обета безбрачия, священник жил жизнью своих прихожан, имел семью, детей, хозяйство. В фигуре такого иерея не было исключительной сакральности, он даже не всегда мог быть авторитетом. Возможно, в этом своеобразии кроется причина отсутствия в Ромейском царстве таких жестоких, кровавых гонений на еретиков, какие знал средневековый Запад с его наводящей жуть католической инквизицией и «актами веры» — аутодафе. Слишком сильная вера делает людей жестокими. Ромеи были лишены такой жестокости и их веру в силу вышесказанного нельзя назвать сильной. Но надо помнить, что в несовершенном мире терпимость — это добродетель.

В этой же связи заметим в заключение обзора несколько странного с ортодоксальной точки зрения положения рядового ромея между христианством и язычеством, что Византия не испытала мании некромантии и связанного с этим массового преследования колдунов, ведьм, подобной той, что пережила католическая, а затем и реформационная западная Европа с XV в., когда едва ли не каждый второй подозревался в колдовстве. Может быть, она просто не успела достичь этого, но скорее, дело в том, что сама такая идея претила Восточной Церкви, которая не давила, не угрожала подобно Западной Церкви, буквально вбивавшей дисциплину наказаниями, пытками и кострами. Проникнутая мистицизмом ромейская душа, — самое главное, — при всех ее двойственных отклонениях не верила во всемогущество диавола, сатаны и не шла на разного рода запредельные «антихристианские контракты» с ним.

Страж духовный

Церковь являлась одной из самых крупных государственных служб и наиболее стройным элементом Византийской империи со своим монархическим правительством. Но, в отличие от Западной Церкви, оказавшейся в положении единственной верховной независимой организации на погрузившейся в раздробленность территории бывшей Римской империи, Константинопольская Церковь изначально стояла рядом с императорской властью, и ее глава никогда не превосходил императора, как Папа римский — церковный иерарх и одновременно светский государь, по своему хотению желавший или не желавший водружать короны на головы западных властителей.

Более того, в Ромейском царстве церковная власть всячески зависела от государственной власти, хотя ее авторитет был даже выше, чем авторитет византийского государства. Восточная Церковь ощущала себя священной, что не мешало ромеям цепко держаться за идею одного вселенского императора, которым мог быть только василевс.

Византийцы сравнивали Империю с человеческим телом, а Кафолическую, то есть Вселенскую Церковь — с душой в этом теле. Светское отделялось от Сакрального: обязанности человека как подданного одно, а как христианина — другое. Церковь обладала спасительной силой, следила за соблюдением нравственных норм и твердостью веры душ ромеев-христиан, к кому бы они ни относились — к клиру, монашеству или лаикам, то есть «народу», мирянам.