За Парижем последовал дождливый, туманный Лондон, куда Мануил II и его свита прибыли в безукоризненно белоснежных одеждах, что выделяло их как «белых ворон» на фоне местного населения Англии. Это население поразило искреннее благочестие ромейских гостей, которые причащались и ходили на богослужение каждый день. В Англии Мануилу II оказали не меньше, если не больше знаков уважения, почестей, чем при французском дворе, тоже осыпали подарками, но, увязший в борьбе с феодальными магнатами, лордами, непрочно чувствовавший себя на захваченном троне король Генрих IV Ланкастер, как и французы, не торопился с высылкой королевских солдат на далекий Восток, лишь всячески обнадеживая императора ромеев, готового обмануться. 4000 фунтов стерлингов — около полутора тонн серебра, собранные для василевса по всем церквам страны, были, скорее, свидетельством сочувствия, симпатии англичан и их предельно вежливого короля, чем реальной помощью.
Месяц проходил за месяцем, год за годом, а дальше улыбок, подарков, торжественных речей, здравниц, отговорок и щедрых, но пустых, ни к чему не обязывающих обещаний дело не шло. Христианские владыки, занятые собственными проблемами, уже пытались сломить османов под Никополем на Дунае и хорошо помнили, что оттуда немногие вернулись целы. Не помогли переговоры ни с королями Арагона и Португалии, ни с обоими соперничающими Папами, один из которых пребывал в Риме, а другой в Авиньоне на юге Франции. Не исключено, что их результативности мешало также то, что ромейский император жаждал помощи, но рассматривал перемену веры, католицизм как тяжкий грех, преступление, измену отчизне, невозможность считать себя добродетельным человеком, и поэтому не поднимал вопросов о церковной унии.
На обратном пути Мануил Палеолог, видимо, не имея сил вернуться домой, еще на целые два года задержался в участливом, радушном Париже, предаваясь праздности и позируя художнику, писавшему портрет царя. Наконец, добравшись до Венеции, василевс отчетливо понял, что теперь его пытаются как можно скорее выпроводить восвояси. Императора еще не покидала тень надежды уговорить европейские державы организовать новый совместный Крестовый поход против турок, но, считая выпавшие беды следствием тяжких прегрешений самих ромеев, он больше уповал на милосердие Господа…