Ромейское царство

Давно было ясно, что роковой час близится. Уже в 1396 г. во время осады султаном Баязидом Константинополя на малоазийском берегу Босфора турки построили небольшую, но хорошо вооруженную артиллерией, боеприпасами крепость Анатоли Хисар, которая вела наблюдение за проливом. В 1452 г. внук Баязида, султан Мехмед II приказал как можно быстрее, используя привозные и местные стройматериалы из окрестных разрушенных монастырей, церквей, возвести подобное, еще более мощное укрепление и на европейском берегу Босфора, в самом узком месте пролива (550 м.), всего в нескольких милях от Константинополя. Румели Хисар — «Румелийская крепость», она же по-турецки Богаз Кезен, а по-гречески Лаймокопия — «Перерезанное горло», или Неокастрон — «Новая крепость», как прозвали ее византийцы, была построена в рекордные сроки — восемнадцать недель, с применением системы соревнования двумя тысячами каменщиками и четырьмя тысячами их помощников, а также другими рабочими, трудившимися день и ночь, при свете факелов. А это означало, что теперь османы взяли проливы под полный контроль и действительно перерезали их, будто горло жертвы. Остро нуждавшийся в причерноморском хлебе Константинополь в любой момент могли отрезать, и тогда его жителей ждала голодная смерть. Византийцы лишались возможности получить любую помощь, подкрепление. Ни один корабль ни днем, ни ночью не мог бесконтрольно проскользнуть рассеченное горло проливов, взятых под прицел громадного количества турецких пушек-бомбард, установленных на стенах замков и на морском берегу. Решившихся на это капитанов италийских судов, пытавшихся игнорировать запрет, обстреливали каменными ядрами, топили, а спасшихся моряков ждала казнь, включая мучительную смерть на колу. Эту очень распространенную тогда «шоковую тактику» османы позаимствовали на христианских Балканах, в частности, в Венгрии, где этим славился вошедший в легенды, жестокий трансильванский принц Влад Цепеш — дословно «Насаживатель», позже ставший известным как Дракула — «Сын диавола». Вот как живо описал ее давно торговавший с османами генуэзский купец Якопо Кампи: «Великий Турок (приказывает) людям, которых он желает подвергнуть казни, лечь на землю; острый длинный кол помещают в выход прямой кишки; держа обеими руками большую колотушку, палач забивает ее со всей силой, так что кол, именуемый пало, вонзается в тело человека, и, в зависимости от того, на какую длину он вошел, человек кончается в муках или умирает мгновенно; затем палач поднимает кол и втыкает его в землю; и так несчастного оставляют при последнем издыхании».

Попытки Константина XI протестовать были отвергнуты султаном, не только надменно, но оскорбительно ответившего послам: «Я могу делать все, что мне угодно. Оба берега Босфора принадлежат мне, тот восточный — потому что на нем живут османы, а этот западный — потому, что вы не умеете его защищать. Скажите вашему государю, что если он еще раз вздумает прислать ко мне с подобным вопросом, я велю с посла живьем содрать кожу».

В результате таких крутых мер турок черноморская торговля Венеции и Генуи оказалась на грани срыва. Началась настоящая, теперь уже не прикрытая подготовка османов к военной кампании и осаде Города. Мехмед написал письмо к Константину XI, требуя отдать ему Константинополь без боя и — ловкий дипломатический ход — даже клятвенно обещал взамен не покушаться на веру ромеев и не трогать жалкие остатки их владений в южной Греции. В противном случае он грозил всем разорением и смертью. На это византийский император со спокойным мужеством и верой в священный город Константина ответил, что он «…готов жить с султаном в мире и оставить ему захваченные города и земли; Город уплатит любую требуемую султаном дань, насколько это будет в его силах; только сам Город не может предать император — лучше умереть». В середине лета 1452 г. василевс демонстративно затворил ворота Константинополя.

Уже до этого император ромеев решился в обмен на помощь латинов вновь пойти на признание воссоединения Церквей, объединить два мира и наконец обнародовал постановление об унии, тринадцать лет назад заключенной во Флоренции. Но в очередной раз подтвержденный союз не принес даже слабого положительного результата, не дал реальной помощи и лишь усилил возмущение в простом народе, еще болезненнее, чем прежде, реагировавшего на оскорбление своих религиозных чувств. Уставший от неутихающей враждебности, растущего напряжения, в конце лета 1451 г. униатски настроенный Патриарх Григорий III Мамма покинул свой престол и сбежал в Рим к Папе Николаю V (1442–1455 гг.), оставив Город без главы Церкви. По этой же причине Константина так и не короновали в Св. Софии по всей форме, с миропомазанием, а ему самому было не до торжеств. Как и его покойный несчастный царственный брат, он не контролировал общественные настроения и Церковь, а Папа, кивая на это, сурово укорял оппозицию греков, что Господь справедливо отплатил их отечеству несчастьями именно за пренебрежение унией.