Ромео должен повзрослеть

– Это сколько ж ты будешь времени тратить каждое утро? – Лева с сомнением покачал головой. – Слушай, а права у тебя есть?

Дрон кивнул.

– Вот что, у меня «жигуль» есть старый, так, для дачных разъездов. Я тебе дам, пожалуй. Даже если ухлопаешь, не жалко. Все-таки на колесах быстрей получится.

– Хорошо.

Тетка испуганно смотрела то на Леву, то на Дрона.

– Это что ж, он мою внученьку на машине будет возить? Он разве сможет?

– Сможет, тетя Наташа, – заверила ее Светка. – Сейчас половина студентов в 18 лет имеют права и водят. Вы просто не в курсе.

– Все равно боязно как-то, – пробормотала тетка, но спорить больше не стала.

Поговорили еще немного об апелляции, о том, как получить свидание с Анной. Настроение у всех было подавленным. Наконец решили расходиться.

– Ты не злись на Светлану, – тихонько сказал Лева, когда они с Дроном сели в машину. – Она не нарочно к тебе цепляется. Просто не знает, как быть, от беспомощности это. Мы завтра поедем в СИЗО, узнаем про свидание.

Сашка молча кивнул. Он думал о том, что если Анне и дадут свидание, то наверняка не с ним, а с теткой или, на худой конец, со Светкой. И что теперь неизвестно, какое время он ее не увидит и даже не услышит. Это было подобно смерти. Жизнь без Анны теряла всяческий смысл. Конечно, он дождется ее, все эти два года будет предан ей каждый день и час. Но… как бы все это пережить?

– Что молчишь? – мягко спросил его Лева. – Не убивайся так, не будет она сидеть. Уж два-то года точно – выпустят по УДО. А может, и апелляция поможет. Будем писать, завалим письмами все инстанции.

Дрон снова кивнул. Не мог он сказать Леве, что для него день не видеть Анну – сущая мука, а нынешняя неопределенность – просто катастрофа. Ему-то хорошо разглагольствовать – его Светлана Максимовна рядом, цела и невредима.

Лева довез его до самого подъезда.

– Ну бывай, – он пожал Дронову руку. – Завтра тачку подгоню. Ты теперь у нас на ответственном посту личного шофера.

– «Шкоду» надо со стоянки увезти, – вспомнил Сашка.

– Увезем. Спокойной ночи, отдыхай.

Дрон поднялся на свой этаж. Едва он вышел из лифта, дверь квартиры распахнулась. На пороге стояла мать.

– Ну наконец! – Она потеснилась, пропуская Дрона в прихожую. – Ужинать будешь? Я пельменей налепила, как ты любишь.

– Спасибо, я не голодный.

Дрон без сил опустился на пушистый пуфик в коридоре. Ему хотелось тут и уснуть. Вернее, просто закрыть глаза и отключиться от всего постороннего, что мешало ему думать об Анне.

– Ну хоть чаю выпей, – неуверенно предложила мать и осторожно тронула Дрона за плечо.

– Чаю. Ага… – пробормотал он, понимая, что мать не виновата ни в чем перед ним и вести себя с ней так – скотство. – Сейчас…

Дрон никак не мог заставить себя встать и пойти на кухню.

– Ну хочешь, иди ляг, а я тебе в комнату чай принесу. С бутербродами. – Голос матери был непривычно мягким и ласковым.

– Да, хорошо.

Сашка наконец сделал рывок, усилием воли поднялся на ноги и пошел к себе. Краем глаза он отметил идеальный порядок в комнате – все было убрано и блестело. Ему стало стыдно, но лишь на мгновение. В следующее мгновение он стащил одежду, бухнулся на кровать и залез под одеяло. Через пару минут вошла мать с чашкой чая и тарелкой с горячими бутербродами. Она поставила еду на столик, сама села на край тахты.

– Что там у вас стряслось? Отец сказал, она учительница твоя?

– Да. Математику преподает.

– Отец сказал, она вроде под следствием? Суд будет, что ли?

– Был. Сегодня, – сказал Сашка и прикрыл глаза.

– И что? – робко поинтересовалась мать.

– Посадили, что. На два года.

– Матерь Божия… – шепотом проговорила мать. – Это за что ж? За оценку, что ли? Разве так бывает?

– Как видишь, – пробормотал Дрон, не открывая глаз.

Мать несмело коснулась ладонью его лба.

– Так ты… ты, значит, на суде был?

– Да.

– Ох, беда, – она погладила его по голове, как маленького. – А ребенок? У нее ж ребенок есть? Или я вру?

– Дома ребенок, с теткой. Это девочка, Олесей зовут. Ей пять. Я ее в сад возить буду на машине.

– На какой машине? – испугалась мать. – Отец обещал?

– Нет, физрук.

– Ничего я не поняла, – срывающимся голосом пролепетала мать. – Тебе нет 19, а ты на чужой машине постороннего ребенка будешь возить? А если в аварию попадешь? Тебя тогда тоже посадят! И вообще, какой тебе ребенок?

– Вот только этого не надо, – устало произнес Дрон. – Ты спросила, я ответил. Я на ней женюсь, когда она освободится, и ребенка усыновлю. То есть удочерю.

– Ох, Саня, – проскулила мать, но развивать тему дальше не осмелилась. – Ладно, ты кушай, я пойду, не буду мешать.

Она встала и тихонько пошла к двери. Прежде чем выйти из комнаты, остановилась и еще тише проговорила:

– Если девочку некуда девать, ты привози сюда. Мы с Иришкой понянчим, если что… – и скрылась в коридоре.

Дрон продолжал лежать неподвижно, натянув одеяло до подбородка. Он знал, что уснуть ему не удастся, несмотря на то что предыдущая ночь была бессонной. Оставалось снова во всех красках вспоминать прошедший день и думать, как дальше жить. Этим и занялся Дрон, так и не притронувшись ни к чаю, ни к бутербродам.

27